Как-то я спросил у него:
Дядька Селёма, а пошто у тебя друга нога деревянна?
Он поглядел на меня и сказал:
Немцы мне-ка таку сделали
А мне они могут сделать таку?
Не, парничек, тебе, слава осподи, таку уж не сделают
А пошто? Мне надо!
Пошто-пошто По то! сказал дядька сердито. Вот вырастешь большой, тожно узнашь!
Потом погладил меня по голове.
Я сам тебе излажу. Да не одну ногу, а две!
А ты разве умеешь ноги делать?
А как жо? Умею. Излажу, увидишь вот
Дядька Селёма скатывает дратву. Зацепил светло-зеленую конопляную нить за гвоздь в простенке, один конец нитки держит в зубах, другой трет ладонями, закручивает.
Давай подержу, говорю я.
Дядька улыбается и качает головой:
Два инвалида собрались, ну, работа, держись! На! Только смотри, не отпусти!
Мы долго крутим нитку. Потом дядька складывает обе половинки вместе, слюнит концы и разжимает кулак. Фырь! скручиваются две нитки в одну. Дядька Селёма берет кожанку с варом и шоркает светло-зеленую рубчатую дратву, она становится черной, блестящей и гладкой.
Вдень-ко в иголку, помощник. У меня глаза плохие, а у тебя вострые, быстрее получится. Он подает мне дратву, а сам тянется к деревянной ноге, достает и начинает пристегивать.
Ты куда?
Дядька хитро улыбается:
На кудыкину гору, вот куда! И со стуком припадая на деревяшку, выходит в сени.
Я высовываю язык и стараюсь вдеть дратву в большущую иголку. Ушко у иголки широкое, но острый конец дратвы все равно загибается и никак не хочет в него пролезать. Когда вошел дядька, я даже не оглянулся.
Ну-ко, племянничек, гляди,
что я тебе изладил, сказал за спиной дядька и стукнул чем-то по полу. Я оборачиваюсь: в руках у него маленькие костыли.
Вот тебе две ноги! Помнишь, сулил? Ходи на здоровье Поминай дядьку Селёму
В концы костылей вбиты гвозди, по полу они не разъезжаются, зато выскакивают из-под мышек. Я долго не могу с ними справиться, ковыляю по избе, осваиваю дядькины ноги. А он сидит на своей перевернутой табуретке, смотрит на меня и то улыбается, когда я радуюсь удачно сделанному шагу, то отворачивается и трет глаза, будто в них попала соринка.
Хватит токо! говорит он наконец. Сладкого не досыта, горького не до слез. Потом доучишься, а сейчас работать давай. Умеешь пимы-то подшивать?
Я сажусь рядом. Тут дверь скрипит, я оглядываюсь. Держась за косяк, через порог переступает Дуняшка-бомба. Она живет недалеко от нашего дома и все время сидит на лавочке возле своей избушки. Сидит и греет на солнышке толстущие, как бревна, ноги. Мама говорит, что у нее водянка, и я всегда думаю, что же это Дуняшка кожу себе иголкой не проткнет и воду не выпустит? Сразу бы тонкая стала!
Дуняшка перелезает через порог и, отпыхиваясь, переваливаясь, как утка, проходит в передний угол, садится на лавку, показывает на мои костыли:
Ишь какой дядька-то у тебя умной. Ловко придумал! Мне бы тоже како-нить приспособленье смастерил, ли што ли? Все бы легче ходить-то было. Фу-у-у
Дядька Селёма смеется:
Я тебе телегу сделаю! Запрягешь парой, может потянут. Ну чё, за пимами пришла?
Да думаю, узнать вот надо Подшил, ли што ли?
Эко, хватилась! Неделю назад Я эть передавал тебе через сестру. Не сказывала разве?
Дуняшка засопела.
Сказывала, сказывала Скоко за работу-то запросишь?
Дядька молчит, потом говорит:
Ты же, Дуня, мою цену хорошо знаешь На полчекушки!
Дуняшка снова сопит. Она сроду так. Дядька скажет про деньги, она сопит.
Очумел, мужик! Корыстны ли доходы у меня? Токо яйца в сельпо да картошку кому заезжему
Дядька беззлобно хмыкает:
Да я, Дуня, твою экономию не хуже тебя знаю. Токо я эть тебя к себе не тяну. К другому иди, кто за дешевше возьмется.
Дуняшка укоризненно качает головой, потом лезет за пазуху.
Чемер бы тебя взял! Все не нальешься никак. Захлебнешься жо когда-нить заразой этой!
Она достает из-за пазухи мятую белую тряпицу. Уголок тряпицы завязан узлом. Дуняшка тянет за узелок зубами и, развернув его, бережно берет пальцами сложенные квадратиком бумажные деньги, а на ладонь высыпает мелочь. Отсчитав рубли, протягивает дядьке. Потом берет с ладони железные денежки и тоже протягивает. Дядька сидит не шевелясь. Дуняшка бросает денежки на лавку, но одна копейка скатывается и звякается на пол, под лавку. Я лезу туда и нахожу ее. Хочу отдать дядьке, но он говорит:
Тете Дуне подай, Коля.
Я подаю.
Што уж тамо, говорит дядька. Мелочь не будем считать.
Берет с лавки денежки, подает Дуняшке. И опять сидит какое-то время молча, опустив голову и прижав седую бороду к груди, потом говорит:
Вот ты, Дуся, все воспитываешь меня Не нальешься, мол, да захлебнешься. А я те так скажу. Там Он хлопает ладонью по деревяшке. Жив остался. А здесь Он обводит рукой передний угол, где сидит Дуняшка и стоит дощатый стол с квадратными ножками, и куть, где на стенке возле большой печи висит шкапчик без дверки с одной полкой, а на полке стоят рядом маленький берестяной туесок с солью и самодельная жестяная кружка высокая, узкая консервная банка с приклепанной ручкой. Здесь уж как-нибудь