Хех, расщедрился значит! Ладно! Мне же лучше!
Ну так и бери эту кивнул огр в сторону танцовщицы.
Недолюбливаю я их народ. Уж пусть простит меня Бетти улыбнулся Лациф. Эль наполнял тело теплом и затуплял рассудок. Он не мог напиться, только ноги подкашивались. Чтобы он не пил, это не приносило эффекта как в реальности. Ну кроме, конечно, настойки Досса. После очередной кружки мысли перестали носиться как ненормальные и Лациф прикрыл глаза. Откинул голову назад, как вдруг почувствовал чей-то горячий поцелуй на своих губах. Взглянул.
Золотоволосая девушка смотрела прямо на него, шелковая прядь ее волос упала на щеку Лацифа, и он больше не думал. Животные инстинкты взяли верх и, схватив ее рукой за голову, он снова прижал ее к своим губам. Долгий глубокий поцелуй согрел его рот. Одним резким движением он уронил ее к себе на колени и всмотрелся в лицо. Ничего общего со Сьюзи, но оно и к лучшему.
Ночь эту он провел в чужой постели. Пылкая и страстная девица удовлетворила все его потребности и утомила так, что он уснул прямо рядом с ней. Проснувшись с утра в доме развлечений, с девушкой, имени которой он так и не спросил, Лациф тихо оделся, и оставив на столе мешочек с антарами, перенёсся во дворец, где его встретила злая Натиэлль:
До тебя не доораться!
Тогда зачем орешь?
«Он совсем забыл, что отключил оповещения от нее.»
Я не смогла найти способ восстановить такое количество маны.
Чего? Лациф, только что включал звук на ее сообщения и тут же задумался: «А стоит ли?»
Только не кричи. Но у меня есть план по этому поводу! торопливо отошла она на шаг.
Ладно, процедил Лациф, какой?
У меня 150000 маны! Этого вполне хватит держать отражение несколько месяцев!
В этом твой план? он вздохнул.
Но ведь на данный момент это то, что нужно!
По сути так.
И к тому же с такими гигантскими запасами я смогу лечить целую сотню воинов одна!
Ты же все галки в договоре убрала! Ты не военнообязанная.
Я вообще никому ничего не обязана, знаешь ли, фыркнула жрица и скрестила руки на груди, но мне нравится этот замок и Томаса с Мирайей я люблю. Да и
столько лет бились с этой болезнью, но все равно проиграли. Лана продала все, кроме квартиры, влезла в долги, она пахала на трех работах, чтобы оплачивать счета и медсестру на дому, но, когда врач сказал, что ничего не помогло и это конец, руки опустились. Алекс всегда был примером для подражания, добрый, смелый, всегда готов помочь другим, но, когда помощь понадобилась ему, никто не помог. Его отец исчез и потерялся, родственники сразу сказали, что денег нет, а что до больницы так там и вовсе даже слушать не захотели. Если у вас нет средств идите и умирайте тихо дома. И она цеплялась за все, что только могла. Работы, подработки, но ее мальчику было только хуже. Он перестал ходить, а потом и сидеть и вскоре вовсе не смог удерживать собственное тело. Тогда-то она и бросила все, чтобы постоянно была с сыном. Ей не хотелось упустить ни одного момента с ним, и пусть он уже достаточно взрослый, но она читала ему сказки на ночь, помогая уснуть, пока обезболивающие начинали действовать.
Чтобы с ним не происходило, Алекс никогда не жаловался и всегда старался приободрить мать, говоря, что у него ничего не болит, и стараясь как можно чаще улыбаться. Пока еще мог. Каждое утро она с трясущимися от страха ногами входила в его комнату, а он медленно открывал глаза, смотрел на нее и говорил: «Все хорошо мама. Я живой.» Она на все готова ради него, действительно на все. И если понадобится продать душу дьяволу, то, не раздумывая это сделает. Что угодно, все что угодно, лишь бы он жил.
Алекс понимал, что мама плачет, хоть уже и не видел ее, перед ним было размытое пятно, которому он старался улыбаться, но не получалось. Уголки губ рассеянно поднимались и опускались, не имея больше сил управлять ртом. Тихо он прошептал:
Мама, нужно поторопиться. Я чувствую.
Женщина закивала и торопливо, убрав суп на стол, осторожно подкатила коляску к виртсистеме. Алекс не мог держать свое тело и оттого он был пристегнут к спинке за мягкий пластичный ремень, а голову удерживали специальные мягкие выступы. Лана надела шлем на мальчика и запустила игру. Зеленый огонек вспыхнул, и Алекс в сердцах улыбнулся, услышав, словно вдалеке, музыку Цивитаса.
Они вдвоем создавали нового персонажа, и Лана то и дело подсказывала, рассеянному сознанию сына, что делать. Алекс снова попытался улыбнуться:
Зайди, посмотри. Правда я буду красивый?
Эти слова убили хуже пули, разрезали больнее ножа. У Ланы сердце защемило от адского отчаяния. Она снова тихо заплакала:
Правда милый. Ты создал прекрасного персонажа. Ты будешь еще красивее чем сейчас.
Тогда пойдем к Лацифу?
Конечно.
Они вдвоем сидели за виртсистемами, когда Алекс почувствовал, как его сердце стукнуло о ребра. Оно словно раненая птичка, что пытается вырваться на свободу, билось о грудную клетку, пока вдруг не устало. Последний бой и замерло. Оно и так боролось слишком долго, оно устало и сдалось. Мальчик выдохнул, его рука сползла с подлокотника и безвольно повисла.