Тёть Нин, а давно вы ту девушку видели? совсем невежливо перебила Ленка, которой про губы слушать ну совсем не хотелось.
Да уж давненько, призадумалась соседка. Понимаешь, дело-то какое, мальчишки, паразиты, залепили своей жувачкой глазок и теперь вот сижу, трясуся. А вдруг чего? Вон дядьку-то твоего чуть не пристукнули, не дай бог, ко мне придут, а тут и не видать ничего. Попробовала сама отковырнуть, да куда там, пакость заграничная намертво прилипла. Я внуку-то звоню, говорю: «Отдери, страшно ж!»,
а он мне: «Приеду, баб, как дела переделаю». Дела, вишь, у него, а ты тут сиди под дверью, трясись, бди. Вот молодежь пошла! А ты-то тут чего, Леночка?
А меня Максим Алексеевич попросил цветы полить, ляпнула убаюканная старухиной воркотнёй Ленка.
Ну-ну, явно не поверила тётя Нина, цветочки, значит. Дело хорошее. А других-то девиц нет, не было, лишь фря та. Точно тебе говорю.
Вот и хорошо, буркнула себе под нос Старообрядцева, решительно доставая ключи. Других нам и не надо.
Дверь бесшумно открылась в настороженную темноту. Ленка переступила порог, судорожно пытаясь вспомнить, где тут выключатель находится. Не вспомнила, конечно, потому как не знала, а ладонью нашаривалась лишь холодная стена. Девушка аккуратно прикрыла дверь, отрезая себя и квартиру от зыбкого подъездного полумрака и чересчур любопытного старушечьего носа, придерживаясь всю за ту же стену, шагнула к проёму, за которым синело голое, без штор, окно.
Что-то в комнате было не так, неправильно, только вот что, Старообрядцева сообразить не успела, потому как темнота вдруг вспыхнула ярким, белым, потолок. На котором мерцал блик уличного фонаря, резко и быстро поехал в бок и вниз, а собственные Ленкины ноги непонятно куда делись. И тут же ослепительно-белое загородило что-то огромное и чёрное, а перед этим чёрным поплыли зеленоватые точки и загогулины, смахивающие на червяков. Щеки коснулось холодное и твёрдое, нажало.
Говори, где колье, сука, прошипело громадное и холодное нажало посильнее, а то без глаза останешься.
Ленка попыталась сообразить, о чём её спрашивают, правда попыталась, но ничего у неё не вышло, в голове будто колокол бил и затылок налился тяжёлым.
Ну?!
Холодное, ставшее горячим, кажется, скрежетнуло по кости скулы и по щеке потекло что-то вовсе обжигающее. Старообрядцева подняла ладонь, чтобы отереть лицо, но по запястью ударило так, что рука отнялась по самое плечо, будто в неё зубную заморозку вкололи.
Грабли убрала! приказала чернота. И говори, говори, тварь! Мне с тобой возиться некогда. Кончить бы тебя прямо сейчас, громадное наклонилось совсем низко, почти к самому Ленкиному лицу, пахнуло свежестью и мятой. Лезешь и лезешь, куда ты всё лезешь? Ну, говори!
Ч-что? проблеяла Ленка.
Колье где?
К-какое коль-е?
Ах ты дрянь!
И вот тут до Старообрядцевой дошло, да так чётко, ясно и до конца, что даже под черепом звенеть перестало: сейчас её будут убивать. И, возможно, быстро это не закончится.
***
Ленка закрыла глаза всего на секундочку, не больше, а когда открыла, то ничего не поняла. Поморгала, даже зажмурилась, но яснее от этого не стало.
Встать можешь? хмуро спросил Макс.
Нет, честно ответила Старообрядцева, снова подняла руку левую, правая так и осталась замороженной потрогала колкую от изрядно отросшей щетины щёку. Это ты?
Это я, совсем уж мрачно признался Петров.
Свет ночника бликовал в стёклах его очков, не давая рассмотреть глаза, да Ленке этого не очень-то и хотелось, она была уверена, что ничего хорошего для себя в них не разглядит.
А почему ты в очках?
Потому что у меня близорукость, процедил Макс.
А раньше был без очков, задумчиво протянула Ленка.
А раньше были линзы, почти выплюнул Петров и куда-то пропал.
Старообрядцева закрутила головой, пытаясь понять, куда это он девался.
Лежи смирно. Дай посмотреть, рыкнуло откуда-то сверху и сзади и Ленкину голову обхватили тёплые, но очень твёрдые ладони, повертели туда-сюда не слишком ласково, даже в шее что-то хрустнуло. Шишка, вынес вердикт Макс, здоровая.
Где шишка?
Лежи смирно, говорю, прикрикнул Петров, тут кругом осколки.
И снова пропал, теперь уже окончательно, позади даже пусто стало, а на душе тоскливо, ну точно у собаки, которую хозяин на даче забыл. Но Ленка всё равно почему-то послушно лежала, даже не пытаясь встать, только смаргивала невесть откуда взявшиеся слёзы.
Не дёргайся, приказал снова непонятно откуда взявшийся Макс и Ленкиному затылку стало жутко холодно, но так приятно, что Старообрядцева простонала тихонечко, прижалась головой к холодному, комковатому, а, заодно, скулой к тёплому Петровскому запястью, и щекой к шершавому рукаву его куртки.
Ты вернулся? помолчав, спросила Ленка.
Четыре часа назад отпустили.
Не-ет, Старообрядцева поелозила затылком по комковатому, вытягивающему из головы звон и тяжесть. Скажи, ты правда вернулся?
Кажется, мне и деваться-то некуда, вроде бы усмехнулся Макс.
Ленке, конечно, хотелось услышать совсем не это, но, тяжко вздохнув, она промолчала. Пока ведь и так хорошо. Ну
или, по крайней мере, не совсем плохо.
Лен, что ты хочешь, чтобы я сказал? после немалой паузы сердито, ну а как иначе? спросил Петров.