Хорошая вещь, логика, протянул Петров, повозился под ней, устраиваясь поудобнее, закинул руки за голову, как на пляже. Вообще-то, это ты на мне лежишь.
Да?
Точно тебе говорю.
Ну ла-адно протянула Ленка, не сообразив ничего умнее.
И откуда ты такая взялась, а?
Из Мухлово.
Это которое за Серебрянкой, что ли? громко, даже слишком громко спросил над ними Мирон. На том берегу? Километров десять отсюда будет, да? Я вот сразу понял, что ты нашенская, из местных. Сибирячку-то издалека видать. Не то, что ваши городские замухрышки, кожа да кости, плюнуть некуда, промахнёшься. А тут красота!
Это точно, с удовольствием подтвердил Макс. Красота. Весомая такая.
Ленка, до которой не сразу дошло, что он имеет в виду, вскочила, как ошпаренная. Вернее, попыталась вскочить, но чудеса явно закончились, потому она, толком так и не поднявшись, села в сугроб.
***
Интересно, почему извиниться для любого мужика это даже не к горлу нож, а к самому ценному, совсем уж неприкасаемому? Вот был в Мухлово случай, поругались как-то дед Светлов с бабкой Любой. Ну как поругались Да тогда Светлова никто ещё дедом и не величал, а всё больше Стёпкой звали, да и бабка Люба для всех Любаней была. В общем, давно дело приключилось.
из крошек расстегая башенку.
Почему не получится или почему не женюсь? усмехнулся Петров, вот просто слышно было, как он усмехнулся. Потому что не по мне все эти счастливые ячейки общества и радости быта.
А вы пробовали?
Чего я только не пробовал.
И жена у вас есть?
Ленка украсила макушку хлебной горки кусочком рыбы и башенка развалилась. И очень хорошо, можно заново собирать.
Жены у меня нет, не было и никогда не будет, огрызнулся Макс, раздражаясь. Твои личные качества тут ни при чём, не обольщайся. Просто я ненавижу долги. А такие не понимаю совсем. Вот банку я должен проценты выплатить это понимаю. Отгрузить товар вовремя, поставщику заплатить, тоже понимаю. Государству должен, иначе оно меня возьмёт за Накажет, в общем. Но почему я должен в свои выходные ехать к тёще на огород или там тащиться на какое-нибудь суаре, которое мне никуда не упёрлось? Почему я должен ублажать какую-то женщину? Ради секса? Проще заплатить и не париться. Почему, в конце концов, я должен не разбрасывать носки по комнате, если это, чёрт побери, моя комната и мои носки?!
Вам нравится в свинарнике жить? тихо уточнила Ленка.
Нет, не нравится. Но я хочу иметь возможность делать то, что хочу и тогда, когда хочу. Приспичит, уберу. Домработницу найму, в конце концов. Но не понимаю, вот хоть убей, почему я должен-то?
А жена, значит, должна?
Да в том-то и дело, что никто никому ничего не должен! Но не получается. Поэтому к чёрту!
А дети?
Они-то мне зачем, Лен? Макс так резко поставил стакан на стол, что стекло звякнуло о серебро. У меня уже есть всё, что нужно. Работа и Ну да, работа! Я даже в отпуске бывать не умею. Три дня сплю, а потом становится скучно, хоть вой.
Поэтому вы плаваете с акулами?
Да, именно поэтому. И, кстати, не понимаю, почему я не должен этого делать, если у меня отношения.
Слово «отношения» Петров выговорил с таким отвращением, будто от него на самом деле дрянью какой несло.
Всё ясно, Максим Алексеевич, кивнула Ленка, не надо кричать.
И встала. Ну а чего ещё? И впрямь же всё ясно.
***
Синичка вела себя точь-в-точь как певица Степашка на сцене: подпрыгивала на тонких ножках, перескакивая по ветке, пушила жёлтую грудку, поворачивалась то одним бочком, то другим, хитро поглядывала глазом-бусинкой, в общем, всячески старалась понравиться. Но, наконец, устала или номер её закончился, а, может, просто обиделась на невнимание, тряхнула крылышками, насмешливо свистнула, да и упорхнула, обдав напоследок целым облаком снежной пыли.
Ленка тяжко вздохнула, отряхнув варежкой опушку воротника.
Прав всё-таки дядюшка Михал Сергеич, она удручающе глупа, потому и ангел не спешит ничего исполнять. Нет, она никому никогда не завидовала, не потому что нельзя, просто характер такой. И зла по большому счёту не желала, так, по мелочи, вроде как вредному покупателю вслед подумать: «Чтоб тебе пусто было!». А вот стыдного сделала много, начнёшь считать, отчего щёки сами собой горячими становятся, так замучаешься: мать одну бросила, навещает хорошо, если раз в год, а созванивается раз в месяц, чаще уж очень дорого. С Виталькой связалась стыдобища, потому ни маме, ни Оксанке его не показывала, только Светланка и видела. Живёт себе, будто и вправду до сих пор хочет на актрису поступить, хотя в последний раз даже и не готовилась, пошла на экзамены, будто от кого-то отмазывалась, а домой не возвращается, потому как стыдно. И жить так стыдно, и в Мухлово ехать, ничего и не добившись. А если покопаться, то перед ангелом тоже стыдно, ведь придумала себе мечту, чтоб было словно в кино.
Действительно же хотелось как в кино и не как у матери, только себе и всем врала про актрису. На самом же деле мечталось, чтоб дом и не избуха какая-нибудь, не халабудка, а справный, из кирпича, может, даже в два этажа, а больше зачем? Но чтоб обязательно цветы в палисаднике, в саду яблони-вишни, сирень крыжовник ещё и гамак. И чтоб обезьянка с круглой мордахой, а когда та подрастёт, ещё одна, сначала маленькая, потом побольше, уже подращенная. И в доме салфеточки вышитые она же вышивает красиво на кухне чистота с порядкам такие, что солнце купалось бы в начищенных сковородках-кастрюлях, чтоб пахло бы свежим печивом и кофе, Ленка очень любила запах кофе. И чтобы самый главный, самый важный человек, который когда-нибудь обязательно сказал: «Как же хорошо дома!» А потом, когда обе обезьянки совсем большими станут, чтоб маленькая пекарня, чтобы продавать людям не промёрзшие до звона овощи, и не подванивающую рыбу, а булки и пироги, пахнущие счастьем, её счастьем домом, свежим печивом и немножко кофе.