Брови Петри полезли на лоб.
Это что же получается, Ньюберри? удивленно воскликнул он. Выходит, вы держите своего помощника в неведении? Неужели вы и словом не обмолвились ему об Эхнатоне?
Он в Египте совсем недавно, извиняющимся тоном пробормотал Ньюберри. А вы прекрасно знаете, что я не склонен рассказывать о моих надеждах, связанных с этим местом, каждому встречному.
Ваших надеждах? рассмеялся Петри. На сей счет могу сказать одно: вы попусту теряете время.
Я отказываюсь этому верить, возразил Ньюберри.
Отказываетесь? Да разве вы не знаете, что все концессии на проведение раскопок там, Петри махнул рукой в сторону кольца утесов, находятся в руках французов. Они а не вы в конце концов и доберутся до столь милой вашему сердцу гробницы.
До какой гробницы? осмелился подать голос я. О какой гробнице идет речь?
Ньюберри посмотрел на меня с сомнением.
Пожалуйста! теперь уже взмолился я. Тот, кто увидел и оценил эту красоту, я указал на расписной пол, просто не сможет и дальше оставаться неосведомленным. Я должен узнать больше! Если тут замешана какая-то тайна, то я обещаю вам свято ее хранить!
Петри неожиданно рассмеялся и похлопал меня по плечу.
Я вижу, вы славный юноша и искренне увлечены нашим делом. Ну что ж, так и быть, если вас и вправду интересует история царя-вероотступника, то я, пожалуй, расскажу вам все, что смогу, точнее, все, что в настоящий момент уже является достоянием гласности.
История царя-вероотступника? недоуменно переспросил я, на самом деле сгорая от нетерпения ее услышать.
Да, его самого, подтвердил Петри. Ибо нет никаких сомнений в том, что фараон Эхнатон был самым настоящим бунтарем.
Покосившись на Ньюберри, Петри вновь похлопал меня по плечу и повел по дощатым мосткам дальше, к палаткам.
Вот, сказал он, подойдя к одной из них и откидывая полог. Наша последняя находка. Состояние, конечно, плачевное, но даже в таком виде это заслуживает внимания.
Я неуверенно приблизился к лежавшему в дальнем углу палатки обломку каменной плиты. Ньюберри, напротив, нисколько не скрывал крайнего возбуждения. Какое-то время мы оба молча рассматривали артефакт.
Видите? спустя несколько мгновений обратился ко мне Ньюберри. Разве я не был прав, называя это гротеском?
Я не ответил, продолжая
с изумлением вглядываться в покрывавшую камень резьбу. Композиция включала в себя группу фигур, несомненно египетских, но не похожих ни на какие из тех, что приходилось мне видеть прежде. Фараона среди них я узнал исключительно по царским регалиям, ибо в отличие от всех прочих владык Египта этот не походил ни на бога, ни на героя. Отвисший живот, широкие, почти женские, бедра, худые, практически лишенные мускулатуры руки и куполообразный череп делали его откровенно уродливым. Удлиненное лицо с пухлыми губами и миндалевидными глазами тоже нельзя было назвать красивым. Глядя на это отталкивающее изображение, походившее на портрет скорее евнуха, чем мужчины, и тут нельзя было не согласиться с Ньюберри безусловно гротескное, я почувствовал, как по спине моей пробежал холодок. Впрочем, общее впечатление мое не сводилось к одному лишь гротеску присутствовало и какое-то иное ощущение, противоречившее первоначальному чувству отвращения и неприятия. И лишь спустя несколько мгновений мне открылся источник этого ощущения: рядом с фараоном художник изобразил трех девушек с такими же странными куполообразными черепами, как и у самого царя. Две сидели у его ног, а третью властелин Египта нежно целовал в лоб. Ни в одной из гробниц, ни в одной из книг по египтологии мне ни разу не довелось встретить что-либо похожее на столь трогательную, нежную семейную сцену.
Это его дочери? спросил я.
Петри кивнул.
Похоже, этот царь ценил семейные привязанности чрезвычайно высоко. Что, если судить по сохранившимся изображениям, совершенно нехарактерно для древних владык.
А откуда же взялся столь странный художественный стиль?
Петри пожал плечами.
Кто знает, каковы его источники. Возможно, в жизни народа произошли какие-то перемены, причем настолько существенные, что они сломали устоявшиеся представления и наложили свой отпечаток на традиции в искусстве.
Загадок много, поспешно вставил Ньюберри, но существуют и ключи к их решению. Они разбросаны повсюду достаточно только внимательно посмотреть вокруг. Разве не так?
Он бросил взгляд на Петри.
Ну, археолог сделал широкий жест, пожалуй, вся эта огромная равнина представляет собой своего рода ключ и готова предоставить нам массу полезных сведений.
Правда? Я выглянул из палатки и обвел взглядом пески и чахлые кустики. Что-то я ничего подобного не вижу.
Именно! воскликнул Петри и снова указал на открывавшийся перед нами песчаный простор. Точно так же, как и вы, не увидел здесь ничего и сам Эхнатон, когда впервые прибыл на эту равнину с намерением построить собственный город. А ведь в его распоряжении были Фивы великолепная столица, украшенная многими поколениями его предков, ибо этот фараон был наследником великих правителей. Ни для кого не секрет, что Фивы в ту пору процветали, находились, можно сказать, на пике благоденствия. Спрашивается, почему же Эхнатон покинул обжитые Фивы и перенес столицу в эту пустынную долину, находившуюся в двух сотнях миль от какого-либо из существовавших тогда городов?