Как дела у мамы? спросила Сенека у невысокой пухленькой медсестры, с которой познакомилась полгода назад, когда поместила мать в эту больницу.
День на день не приходится.
А сегодня?
Сестра пожала плечами.
Сенека понимающе кивнула и, пройдя по коридору дома престарелых «Парк Вью», вошла в комнату своей матери. Видит Бог, она терпеть не могла такие учреждения и не хотела отдавать мать сюда, однако пришлось, ради ее же безопасности и надлежащего ухода.
Бренда сидела в кресле у окна, с игрушечной собачкой на коленях, под носом прозрачная трубочка для подачи кислорода. Хрупкая, в чем душа держится, тонкая, словно бумажная кожа испещрена темно-багровыми пятнами результат лечения преднизоном. На прикроватной тумбочке стоял поднос с нетронутой едой. В комнате пахло застарелым потом.
Мама? Мать повернулась к ней, посмотрела совершенно пустыми глазами. Сердце Сенеки упало. В серых, некогда небесно-голубых глазах был только туман, и такой же туман был у нее в голове.
Белль, ты принесла карты? голос звучал хрипло и слабее, чем обычно.
Сенека перевела дыхание. Глубоко вдохнула.
Мама, это я, Сенека. Она подошла ближе к матери. Бренда наклонила голову.
Карты? Мы не можем играть без карт.
Сенека часто слышала воспоминания матери о подруге Белль, еще одной вольной душе из числа ее друзей по колледжу. Среди других ее приключений, таких как сидячие забастовки и марши протеста, была поездка в Вудсток в тысяча девятьсот шестьдесят девятом, три дня мира, любви и музыки, и наркотиков, конечно, тоже. Завтрак в постель на четыреста тысяч человек, как любила говорить ее мать. Это была цитата, но она никогда не могла вспомнить, кто это сказал на фестивале. Другая ее любимая фраза была: «Если ты помнишь шестидесятые, то тебя там на самом деле не было».
Теперь на ее мать было тяжело смотреть волосы совершенно седые и непричесанные, артритные шишки на пальцах, глубокие складки вокруг рта, скрипучий голос бывшего курильщика и эти пустые глаза Сухие губы потрескались Давно исчез даже след прежней страстной, активной, полной жизни женщины с тягой к некоторой дикости.
Нет, мама, это не Белль. Она нежно взяла мать за подбородок, чтобы удержать ее внимание. Это Сенека, твоя дочь. Почему ты не ешь? Мы же говорили об этом в прошлый раз. Помнишь?
Она знала, что у матери есть некоторые задатки примадонны, и отказ от пищи может оказаться уловкой для привлечения внимания. На мгновение у нее в сердце вспыхнул гнев, смешанный с горечью.
Ты же понимаешь, что тебя убивает не эмфизема, ты сама довела себя до такого состояния
Впрочем, Сенека пришла не для того, чтобы ссориться с матерью. Но она не могла смириться с тем, что теряла последнего на свете человека, который любил ее, интересовался ею. А Бренда любила ее, пока
Мать смотрела безучастно, и Сенеку вдруг прорвало:
Как тебе удавалось оставаться всю жизнь такой сильной? Такой уверенной и независимой? Пока ты не заболела, у тебя не было ни тени сомнения, ни секунды нерешительности. Всегда такая, черт возьми, непреклонная. И почему эти качества не перешли ко мне? Мне кажется, я не выдержу, не выдержу Она отвернулась от Бренды. Черт, что я говорю? У меня такое несчастье Она подавила рыдание. Мама, Даниель
Я думаю, Белль мухлюет. Но я позволяю ей выиграть. Для нее очень важно выиграть. Даже эти несколько слов вызвали у Бренды одышку.
Подождав еще немножко, Сенека взяла ее за руку.
Они хоть заботятся о тебе, мама? У тебя все в порядке?
Да, но мне нужны игральные карты.
Сенека подошла к краю кровати и села.
Надеюсь, у тебя все в порядке. Она погладила мать по руке. Думаю, ты бы мной гордилась. У меня были чертовски трудные две недели, но я еще на ногах. «Звучит глупо, зато правда», подумала она.
Было так странно разговаривать с Брендой, которая даже не узнает ее. Мать стала совсем чужой. Бывали дни, когда у нее случались непредсказуемые моменты прояснения. Поначалу периоды ясности были более долгими, но с годами сократились до нечастых искр, которые болезнь быстро гасила.
Сенека не представляла, как зацепить и вытянуть к реальности хотя бы небольшую часть сознания матери. После короткой паузы она начала сначала:
Я только что вернулась из Мексики. Помнишь, я говорила, что мы с Дэном собираемся там пожениться? Помнишь?
Ты заказала ушные свечи?
Сенека закусила нижнюю губу. До того как ее мать заболела болезнью Альцгеймера, она владела магазинчиком товаров альтернативной медицины. Ушные свечи были из его ассортимента.
Да. Их уже отгрузили. «Невинная ложь». Магазин продан год назад. Он никогда не был прибыльным, но в нули выходил. Она посмотрела на мать и ее привычно замутило. Но я проверю еще раз. Мы не останемся без ушных свечей!
Сенека встала и поцеловала мать в лоб.
Я люблю тебя, мамочка, прошептала она. Мне тебя очень не хватает.
И не забудь эхинацею. Скоро сезон гриппа.
Конечно. Сенека помолчала. Я обо всем позабочусь.
Мне так хочется пить.
Сенека взяла с ночного столика пластиковый кувшин для воды. «Не просто пуст, а сух, как Аравийская пустыня. Когда его в последний раз наполняли? Пластиковая чашка в том же состоянии. Сучьи дети». Она схватила и кувшин, и чашку.