Ты, дочь, уже второй раз за сегодня, пытаешься «накормить» меня будущим. Но я пока вижу, между прочим, только настоящее, и не очень-то оно меня успокаивает. Сколько лет тебе ещё нужно на поиски «принца»? Ангелина Викторовна решила, ещё раз попробовать вывести дочь на откровенный разговор.
Мам, вот абсолютно, честно, тебе говорю! На поиски, уже ни секундочки не нужно, а вот на «притирку», наверное, ещё очень много времени понадобится, не совсем серьёзно произнесла проводница.
Решив, что дочь, опять отшучивается, и уходит от серьёзного разговора, мама только покачала головой, и не стала продолжать «бесполезный разговор».
Дверь, родительской спальни, выходила, как раз в прихожую, поэтому Лада, услышав, что Алёшка спускается по лестнице, заранее открыла входную, чтобы он не додумался воспользоваться звонком, и потревожить отца.
Но оказалось, он не спал, и сделал вид, будто ужасно зол на то, что кто-то пытается сделать что-то, не сказав об этом ему:
Да не сплю я, не сплю. Хоть вам, может, и хотелось бы, чтоб я чего-то не знал! А я вот слышу, что дочь опять из родительского дома в свою конуру отправляется, даже с отцом родным не попрощавшись. Ну гад я иногда бываю, гад. Но я же это признаю. Хоть «до свидания» то, мне за это признание сказать можно? Иль уж за всю свою жизнь, я даже этого не заслужил? проговорил отец, выходя из спальни таким тоном, что любой клоун, увидь он сейчас, эту сцену, ушёл бы на пенсию, и уступил бы место на сцене Борису Григорьевичу.
Что-что, а шутить, и разыгрывать, этот человек умел очень даже не плохо. Ладе, порой даже казалось, будто бы у неё в отцах два совершенно разных человека. Один весельчак, способный понять кого угодно, и что угодно. Другой же, наоборот жестокий идеалист, пытающийся, до пены у рта, и сердечных приступов, доказывать любую мелочь, и настаивать на своём, даже если тема спора не так уж серьёзна, и можно было бы уступить, а иногда и признать собственную неправоту.
Дочь, ну неужели нельзя пожить у нас, со всеми удобствами? Про всё остальное я вообще молчу, но ведь у тебя в комнате, даже элементарного малюсенького телевизора, и то нет. Вот объясни ты мне, пожалуйста, чем тебе там лучше? всё ещё шутливым, но уже более жёстким тоном поинтересовался военный.
Пап, ты прости меня, пожалуйста, но там теперь мой дом. Телевизора нет, но ведь это не самая великая важность в жизни. Есть магнитола, есть рация, и мне этого вполне хватает. Не станет хватать, уж на телевизор, я как-нибудь накоплю, и куплю, с жаром заступилась девушка за своё жилище.
Раз у вас ещё не всё переговорёно, то я тебя лучше на улице подожду. Хорошо, Лад? вмешался в разговор Алёшка, который, из-за открытой девушкой двери, стал невольным свидетелем того, что взаимопонимание в этой семье, так до сих пор и не поселилось.
Да ладно уж, дочь, иди, раз кавалер ждёт. Но как-нибудь всё-таки подумай, и ворачивайся домой. Это не дело, наша квартира полупустая, а ты в общаге, как бомж бессемейный живёшь. Или, хотя бы, бывай у нас с матерью, почаще. Обещаю больше не давить на тебя ни по какому поводу. Раз считаешь себя такой самостоятельной, это твоё право, но ещё нет такого права забывать родителей. Ведь не только бабушка, но и мы, стареть начинаем, совсем миролюбиво дал последнее наставление отец.
Ладно мам, пап, пока! расцеловав родителей, проводница, и уже было, юркнула за дверь, но решила напомнить матери свою просьбу: Мам, ты не забудь, пожалуйста, про письмо, я послезавтра, вечером, перед электричкой к вам заскочу.
Хорошо, хорошо, чтоб не забыть, мы прямо сейчас, вместе с папой, и напишем письмо твоей обожаемой бабуле, улыбнувшись привязанности своей дочери к бабушке, пообещала мать.
Ну тогда, до послезавтра, еще раз чмокнув мать в щеку, закрыла за собой дверь Лада.
Алёшка заговорил с девушкой уже когда они прошли метров пятьдесят от дома. До этого, он всё вглядывался в старую
подругу, как будто пытаясь понять, как теперь с ней себя вести, о чем можно говорить, а о чём не следует даже пробовать.
Знаешь, только после того, как мы с тобой сегодня по телефону поговорили, я окончательно понял, как сильно по тебе всё это время скучал. Ведь раньше, сколько я себя помню, ты просто была рядом. Всю жизнь пыталась понять, поддержать, никогда не давала себе воли обижаться на меня, всерьёз и надолго. И я никогда даже не задумывался, над тем, что ты такой же человек, как и все. Что у тебя тоже есть какие-то проблемы, переживания, мечты, в конце концов. Тот твой срыв, стал тогда для меня, чем-то, сродни шоку. Сейчас, самому противно сознаваться, но тогда, я неописуемо бесился, что ты решила, объявить мне войну. Просто вдруг, расхотела играть роль моей бессменной няньки, понимать, и подавать о себе хоть какие-то весточки. Пропала, и всё. А когда был в армии, то там, без тебя, я очень многое понял о тебе. И именно тогда, дал себе слово, что по возвращении, обязательно с тобой постараюсь помириться, во что бы, то не стало. Даже подарок в тот день тебе купил. Вот, возьми, пожалуйста!
Алёшка, подбодрённый тем, что его не перебили, а внимательно выслушали, жестом факира, вытащив из кармана, протянул девушке матерчатый мешочек, в котором оказались открытка, и целлофановый пакетик с серебряными серёжками и перстеньком.