Иван Михайлович вскинул на жену глаза и тут же виновато их опустил. Ведь вечером он твердо-претвердо пообещал:
Завтра воскресенье, махнем за Волгу. Покупаемся, позагораем, на песке поблаженствуем.
Ура! закричал Слава. Ур-ра!
Подражая старшему братишке, который уже в седьмой класс перешел, захлопала в ладошки и двухлетняя Таня: «Уля, уля!».
Это была давняя мечта Садкиных всей семьей отправиться на тот берег Волги. Да только никак она не получалась: едва Иван Михайлович заканчивал одно, по обыкновению важное и неотложное, дело, как тотчас начинал другое, тоже важное, тоже неотложное. Какие тут выходные, какой отдых?! Но вот, наконец-то, образовалось свободное окно, и Иван Михайлович поспешил обрадовать домочадцев: махнем за Волгу. Ан нет, снова не вышло, снова сорвалось...
Он легонько притянул к себе жену, прикоснулся губами к ее еще теплой после сна щеке.
Что поделаешь, Аня, служба такая... и, уже прикрывая за собою дверь, закончил словами любимого поэта: Покой нам только снится!
Рысь распрямляет когти
Зная прижимистый характер мужа, Лизавета покачала головой, подумала: «Видно, блажь накатила». Вслух же поинтересовалась:
Калым хороший подвернулся?
Бери, женушка, выше.
Кошелек на дороге подобрал?
Еще выше!
Лизавета развела пухлые руки в стороны.
Ну тогда уж я и не знаю...
То-то, засмеялся Курасов, то-то!
Он аккуратно поставил на стол водку, неторопливо выложил из авоськи малосольные огурцы в целлофановом мешочке, банку килек в томатном соусе, венгерское сало- шпиг, круто посыпанное красным перцем... Окинул все это хозяйским взором, остался доволен.
То-то и говорю, женушка, где тебе догадаться. Кишка тонка.
Ну да, ну да, зачастила Лизавета, я у тебя всегда дура, я...
Обиделась? Экая ты, право, и пошутить нельзя. Так слушай: на заводе премию мне нынче отвалили.
Ой, Вася! И много?
Курасов снова засмеялся:
Нам с тобой хватит. Но это, Лиза, не все, то есть не это главное. Главное, мою фотографию на доску Почета повесили.
He-шутишь? Ну, раз такое дело!... Лизавета сама откупорила «Старку», сама наполнила рюмки. За твои успехи, Вася!
За успехи, хмыкнул Курасов, придавая словам жены совсем иной, одному ему известный смысл, за успехи...
Сидели они за столом долго, до тех пор, пока не опорожнили бутылку. Лизавету заметно «повело», Курасов же будто и не пил. Такое с ним бывало. Порой с одного стакана водки начинал кренделя выписывать, а случалось, поллитровку залпом из горлышка выцеживал и ни в одном глазу. Это когда был сильно чем-нибудь озабочен, встревожен или, как сейчас вот, по-настоящему обрадован.
Чего уж там кривить душой, сказал он сегодня на собрании, принимая из рук председателя профкома конверт с деньгами, чего кривить: хотя трудимся мы и не ради славы, а все приятно, если тебя замечают, если тебе оказывают уважение и почет.
Товарищи по цеху аплодировали ему охотно и дружно, аплодировали тому слесарю-сантехнику Василию Васильевичу Курасову, которого знали. Знали же они его как человека скромного никогда не бахвалится, приветливого и отзывчивого в трудную минуту непременно приободрит участливым словом, в меру пьющего никто не видел его на заводе пьяным, безотказного в работе надо, задержится после смены и на час и на два, пока не сделает порученного дела. Ну а попросит кто одолжить трешницу или даже десятку без разговора протянет, ибо деньги при себе он всегда имел, правда, зря ими не сорил.
Они ведь, улыбался, кровные, на земле не валяются.
С ним охотно соглашались. Говорил-то он сущую правду.
Но кто же такой был в действительности Курасов?
Эх, прикрыв зеленоватые глаза, поделился он ею однажды со своими дружками, заиметь
бы много-много денег!
Зачем?
Ка-ак зачем, ка-ак... От возбуждения у него в горле сперло. Да я бы тогда, я бы...
Чего заикнулся-то? За троих мороженое, что ли, есть станешь? Или сразу по двое штанов носить будешь?
Курасов презрительно фыркнул:
Темнота!
Разговора на эту тему больше не начинал, и ребята о нем скоро забыли, тем более что серьезного значения ему не придали. Сыты, одеты, обуты чего еще надо? И в будущем все дороги для полноценной жизни открыты: хочешь учись, хочешь работай. Но Курасов рассудил по-своему: учиться, чтобы стать, скажем, инженером, врачом или учителем, хлопотно и долго, работать и того хуже, от работы лошади дохнут. А потом, продолжал он рассуждать, такая ли большая выгода, если выучится, например, на того же учителя или впряжется в родном колхозе в лямку механизатора? Не маленький, знает, сколько они получают. Нет, ему нужны большие деньги, и добывать он их будет другим путем. Каким?
Курасов посмотрел на свои тонкие, длинныепро такие говорят: музыкальные пальцы, стиснул их в кулак, затем снова распрямил, проговорил вслух:
Ловкость рук и, кхе-хе-хе, никакого мошенства.
Первая кража прошла вполне успешно. Правда, в бумажнике, который Курасов вытащил на Курском вокзале из кармана пожилого майора с гвардейскими усами, оказалось всего-навсего семьсот рублей с копейками. Не густо. Но ведь и дались они без особых усилий, и времени ушло не ахти сколько. Около часа на электричке до Москвы (жил он недалеко от Подольска) да там примерно столько же крутился среди пассажиров. Их тогда было на вокзале пушкой не пробьешь. Кто с фронта возвращался, кто из госпиталя, а кого, наоборот, в госпиталь везли. Война-то закончилась недавно, и года не прошло.