Я открываю рот, чтобы возразить, но он поднимает руку, останавливая меня.
Мне надо уходить. Не могу поверить, что ты привела меня сюда.
Краем рубашки Жан-Люк, бормоча что-то по-французски, вытирает пивные подставки, к которым только что прикасался, дверную ручку, затем открывает дверь ногой.
Эй, погоди, ты куда?
Он медленно поворачивается. Потом прищуривается, окидывая взглядом комнату за моей спиной.
Куда угодно, Шейна, лишь бы подальше отсюда. Это так нельзя.
Мы знакомы всего несколько дней, но он, не задавая вопросов, пытался помочь мне. Он первый, с кем я почувствовала хоть какую-то человеческую близость за долгое время. Осознание всего этого наполняет меня липким холодом. При виде его раздражения у меня сжимается грудь.
Мне мне очень жаль, мое извинение звучит неубедительно.
Жан-Люк криво усмехается, переступает порог и захлопывает дверь ногой. Слышатся его удаляющиеся шаги по ступенькам, и мне хочется броситься за ним и все рассказать, хотя я понимаю, чем он рискует. Наконец отбрасываю эмоции. Жан-Люк не простит мне обмана. Его прощальная усмешка сказала об этом без всяких слов. Ну и пусть. Не он первый.
Если Ману действительно пропала, она не будет возражать, если я заберу фотографию. Мне просто нужно что-то, оправдывающее Анжелу. Хотя бы недавнюю записку от нее со словами
«лучшей подружке» в постскриптуме. Все что угодно, лишь бы доказать, что сестра непричастна к ее исчезновению.
Я готова даже залезть в кладовку Ману, но из-за этого жуткого запаха плесневеющего сыра Нет, не сыра, а чего-то гораздо более противного
Чем ближе я подхожу к кухне, тем вонь становится нестерпимей. От нее щиплет глаза и начинаются спазмы в желудке. На тарелках в раковине протухшие остатки ужина гнилая капуста, недоеденный бифштекс и горох, ссохшийся до такой степени, что им можно стрелять из пневматического пистолета. Чем ближе к раковине, тем более удушливым становится воздух в непроветриваемой квартире, и я прикрываю рот, чтобы сдержать рвотные позывы. Тут явно не только грязная посуда. Осторожно, двумя пальцами приподнимаю концы тарелок, чтобы обнаружить источник запаха, и понимаю, что смрад идет не от раковины, а из закрытого шкафчика под ней. Я отступаю на пару шагов. Меня охватывает ужас. Сердце заглушает басы техно с лестницы. Новая волна тошноты подкатывает к горлу. Я еще надеюсь, что это просто мусорный бак или остатки какой-нибудь испортившейся еды
А может, подгузники? Но в квартире нет признаков присутствия детей.
Дохлая крыса?
Я тянусь к дверце шкафчика дрожащей рукой, мысленно жалея, что рядом нет Жан-Люка. Когда полиция была здесь в последний раз? Дергаю за ручку, но шкафчик не открывается. Я снова тяну. Что-то его держит. Дверцу перекосило и заклинило. Упираюсь ногой в соседнюю дверцу и дергаю изо всех сил.
Шкафчик распахивается, и передо мной предстает скрюченный в три погибели обнаженный труп. Черная сеть вен паутиной оплетает руки и ноги. Ногти сложенных на груди рук покрыты лаком с блестками. Черные волосы спадают вперед, закрывая лицо. Оглядываюсь на дверь она по-прежнему закрыта.
Чтобы не закричать, я закрываю рот обеими руками. Слова Валентина эхом отдаются у меня в ушах. «Соседи. Серийный убийца». На запястье трупа сувенирный браслет, с цепочки свисают маленькие фигурки. Эйфелева башня. Сердечко. Собака. Мальчик и девочка держатся за руки.
Медленно считаю до десяти, но вид этой руки с браслетом не дает успокоиться. Такое ощущение, что фигурки вот-вот качнутся.
Ни к чему не прикасаясь, носком ноги приоткрываю дверцу шкафа, чтобы заглянуть внутрь. Черные отметины на лодыжках. Следы веревки.
Желудок судорожно сжимается, и остатки съеденного на завтрак круассана разбрызгиваются по полу, усиливая и без того отвратительный запах. Я вскакиваю и ударяюсь о столешницу. Перед мысленным взором проносятся все предметы, на которых я оставила отпечатки пальцев, и это вызывает новый приступ рвоты. Анжела в числе подозреваемых, как сказал Валентин.
Іде-то снова скрипят половицы. Я вытираю подбородок тыльной стороной ладони, хватаю со стола кухонное полотенце, протираю им пол и запихиваю в пластиковый пакет, найденный в кладовке. Немного отдышавшись, подхожу на цыпочках к входной двери. На пустой лестничной клетке стоит резкий запах пота.
Кто убил эту женщину? Как давно она лежит здесь? Сообщение Валентина о том, что Ману пропала, становится еще более зловещим. Это сама Ману? Ведь тело могли засунуть туда после того, как в доме побывала полиция, иначе его бы обнаружили. Ведь так? Даже когда я пытаюсь рассуждать логически, смысл происходящего ускользает от меня. Что, черт возьми, происходит? Я надеялась очистить Анжелу от подозрений Валентина, а вместо этого погрузилась в новый кошмар.
Подгоняемая лихорадочным ритмом техно, ковыляю вниз, и мои лихорадочные вздохи переходят во всхлипывания.
Соседка. Клиент проститутки на лестнице. Жан-Люк. Все они могут опознать меня и сообщить о моих подозрительных действиях. Я иду, не держась за перила, стараясь больше ни к чему не прикасаться, наивно надеясь, что следы моего пребывания здесь не обнаружатся.