Эммануэль?
В панике я ищу взглядом номера квартир и понимаю, что это не Эммануэль, а соседка. Та самая, которая видела Анжелу входящей в квартиру Ману?
Я громко стучу в дверь. Никакого ответа. Стучу снова.
Bonjour, громко говорю я.
Внутри слышно какое-то движение, но непонятно, вернулась ли женщина к своему занятию или ушла в дальнюю комнату, чтобы отвязаться от меня.
Хеллоу!
Снова никакой реакции.
Почему я решила, что это та самая соседка, которая опознала Анжелу на фотографии? На лестнице еще дюжина квартир, это мог быть кто угодно из жильцов.
Я подхожу к квартире Ману. Кровь пульсирует в висках.
Bonjour? Я стучу костяшками пальцев по двери. Она распахивается.
Эммануэль?
В передней уютно и чисто. Туфли аккуратно выстроены в ряд перед дверью, скромная тахта накрыта оранжевым вязаным пледом. Журналы на столике сложены ровной стопкой. Как будто здесь живет женщина средних лет, а не студентка университета. Я закрываю за собой дверь. Замок болтается на одном гвозде, как будто дверь выбили ногой снаружи.
В нос ударяет вонь, от которой к горлу подступает тошнота. Похоже, что протухла какая-то еда. В раковину свалены немытые тарелки. На кухню заходить не хочется, и я иду в другую сторону. Спальня напоминает квартиру в Сан-Франциско не больше коробки из-под обуви. Все стены увешаны фотографиями. На них молодая полноватая женщина с волнами вьющихся волос, прямым носом и маленьким подбородком. На одних она улыбается в объектив, на других кривляется с подружками, радуясь жизни, на третьих погружена в свои мысли. На почетном месте, перед кроватью, застеленной едва ли не с армейской аккуратностью, профессиональные фотографии на фоне пейзажей пустыни. Видимо, хозяйка любовалась ими перед тем, как заснуть.
Я осматриваю спальню в поисках признаков того, что Ману жива и невредима. Вдруг найдется вчерашний чек из ресторана или магазина. Хоть какой-нибудь намек на то, что Анжела не причастна к ее
исчезновению, чтобы рассеять подозрения инспектора Валентина.
На прикроватном столике стоит лакированная деревянная рамка с фотографией Эммануэль и какого-то довольно симпатичного мужчины. Они ласково прижимаются друг к другу щеками, солнце освещает их счастливые лица. Подбородок мужчины покрывает небольшая щетина, у него серо-зеленые глаза и ямочки на обеих щеках, над одним глазом нависает завиток черных волос. Я беру рамку в руки, чтобы рассмотреть фото поближе. Конечно же, это тот же самый парень, что и на фотографии с Анжелой. На той, которую я нашла в коробке под кроватью Анжелы в самый первый день с Себом. Значит, это парень Эммануэль? Неужели Анжела увела его у нее?
Где-то скрипит половица. Мое сердце замирает, и я задерживаю дыхание, прислушиваясь к звукам, доносящимся из прихожей. Сунув рамку с фото в сумочку, я заглядываю в гостиную.
Шейна? Жан-Люк приоткрывает дверь.
Из квартиры напротив несется бодрое техно. Певица пытается перекричать музыку, но ей это не очень удается.
Привет, Шерлок. Заходи.
Он закрывает дверь за собой, чтобы не слышать шума. Удивленно смотрит на сломанный замок.
Чья это квартира?
Подруги Анжелы. Утром я стучала в твою дверь, но тебя не было дома.
Проходя мимо кухни, Жан-Люк зажимает себе нос.
Ну да, меня рано утром вызвали в офис. Поганая работенка не ждет
Он отступает на шаг, разглядывая выцветший диван и лоскутные подушки. На кухонном столе лежит стопка писем.
Что мы здесь делаем, Шейна?
Я прижимаю палец к губам, и он удивленно таращится на меня.
Это быстро, говорю я шепотом. Я кое-что ищу. А ты пока присядь.
Щеки Жан-Люка розовеют, но не вижу смысла посвящать его в детали. Честно говоря, я всегда так поступаю. Может, поэтому никто не пытался связаться со мной из Сан-Диего, даже тетушки, ведь я улетела, никому ничего не сказав. Конечно, у Жан-Люка могут быть неприятности, но на этой неделе я эгоистка. И, как стало ясно еще в понедельник, не стоит слишком сближаться с французами.
Жан-Люк разводит руками.
Может, придем в другой раз, когда она будет дома? Мне все это не нравится. Серьезно.
Он озирается вокруг, словно боится, что одна из лоскутных подушек оживет и бросится на него.
Что именно ты ищешь?
Я придаю лицу невинное выражение, широко раскрыв глаза и приоткрыв губы.
Какую-нибудь фотографию Анжелы из последних. Для похорон.
Он оглядывает комнату. В ней нет ни одного окна. Только дверь в дальнем углу кухни, ведущая, вероятно, в ванную или кладовую. Он перебирает стопку пивных подставок, заходит в спальню. Смотрит на фотографии на стенах.
Все. Мы уходим.
Что случилось? Почему?
В руках у меня пачка листовок, извлеченная из буфета.
Ты солгала мне, Шейна. Мне нельзя находиться здесь. Фотографию этой девушки показывали в новостях. Это Эммануэль Вуд, она недавно пропала.
Он скрипит зубами.
Я, блин, сотрудник посольства, Шейна. Мне нельзя быть здесь.
Черт, хлопаю себя ладонью по лбу, делая вид, что не подумала об этом. Он хмурится еще сильнее.
Извини. Еще пара минут, и мы уйдем. Ладно?
Шейна, нет. Не ладно. Знаешь, если вытягиваешь короткую спичку, не надо пытаться сбагрить ее кому-то другому.