Monsieur? Он останавливает ближайшего официанта. Deux Calvados, sil vous plait .
Я переспрашиваю:
Кальвадос?
Местный бренди с севера. Из Нормандии Это аперитив. Анжеле он нравился. Пьют обычно перед обедом.
Себ говорит почти с итальянским темпераментом. Круглые уши торчат из-под коротко подстриженных волос, как у маленького мальчика.
Официант ставит на стол две миниатюрные рюмки прежде, чем я успеваю отказаться.
Себ пожимает плечами и улыбается:
Это всего лишь французский обед.
Подняв стакан с водой, я произношу тост:
За то, чтобы разум помирился с чувствами, и за то, чтобы скорее нашли похитителя Анжелы.
Sante . Себ прикасается своей рюмкой к моему стакану.
У нас только одна общая тема: Анжела. Она не теряла времени в Париже успех в Сорбонне, новые друзья, полумарафон, походы по новым ресторанам. Каждый раз, когда Себ сообщает какую-то новую, неизвестную мне деталь, меня охватывает смешанное чувство вины и сожаления.
Мы переходим к обсуждению наших дальнейших планов, но вдруг в речи Себа мелькает незнакомое слово.
А что такое «кагул»? Я допиваю остатки воды, а Себ приканчивает второй кальвадос.
Не кагул, а Кабул, в Афганистане. Мой брат погиб там. Там применяли химическое оружие. Себ устремляет взгляд за окно. Но еще хуже, если, конечно, может быть хуже, боюсь, я его разочаровал.
Возникает ощущение, что за соседними столиками при этих словах Себа стихают разговоры. Меня переполняют эмоции, когда я представляю себе его потерю. Не близнецы, конечно, но чувства, которые Себ, кажется, все еще испытывает к брату, очень похожи на мою любовь к сестре. Глядя на его переживания, я чувствую, как начинает рушиться стена, возникшая между нами в квартире Анжелы.
Анжела, где же ты?
Это, конечно, не мое дело, говорю я, но, что бы ни случилось между вами, надо простить себя. Ты ведь и сам понимаешь. Смерть твоего брата трагедия, а вовсе не твоя вина.
Да, понимаю. Наверное. Просто жаль, что я его разочаровал. Я всегда дорожил мнением своей семьи, но, когда я стал неврологом, а не хирургом, как мой дядя, все пошло наперекосяк. Дядя постоянно твердил, что никак не ожидал от меня такого. Себ усмехается. Возможно, не стоит постоянно оглядываться на родных.
Возможно.
Себ угрюмо глядит в окно, думая о смерти брата. Потом поднимает бокал:
Тогда давай выпьем за то, чтобы не зависеть от чужого мнения. И за обретение себя.
Мы снова чокаемся. Яркое солнце заливает стены домов за окном и здание музея рядом с башней.
Ну что, пойдем? Себ встает и протягивает мне руку.
А как же счет?
Себ перестает улыбаться.
Ты что, никогда не соскакивала?
Ты предлагаешь сбежать, не заплатив?! удивляюсь я.
Я не могу понять, шутит он или всерьез. Пристально смотрю на него, но он не отводит глаз. Наконец он сдается и снова улыбается:
Шучу, шучу. А вот и официант. Ты бы видела себя со стороны!
Он хохочет и толкает меня в бок. И я тоже начинаю смеяться.
Мы спускаемся на лифте на первый этаж (за обед заплатил Себ) и идем по парку мимо парочек, валяющихся на траве. Нас обгоняют два моряка в точно такой же форме, какую надевают артисты где-нибудь на Таймс-сквер или Голливудском бульваре.
Ну блин! восклицаю я.
Себ садится на ближайшую деревянную скамейку и притягивает меня к себе на колени.
Эй-эй Ты что?
В уголках его глаз появляются морщинки, и я вдруг осознаю, что именно в таких ботаников обычно влюбляюсь я, а не Анжела. Неужели какая-то крохотная часть моего существа способна испытать удовлетворение, если он предпочтет меня Анжеле, или хотя бы воспоминаниям о ней?
Устыдившись своих мыслей, я встаю, но Себ тянет меня назад. Он говорит что-то по-французски, и в нос мне бьет сладкий аромат кальвадоса. Сквозь свои тонкие леггинсы я чувствую складки грубой ткани его штанов.
Мы еще ничего дельного не сделали за все утро, шепчу я ему прямо в лицо. Его ладонь лежит на моей руке. Мы ни капли не продвинулись к пониманию того, что с ней случилось Мои глаза наполняются предательскими слезами.
Себ дотрагивается до моей щеки подушечкой большого пальца. И горячим шепотом произносит:
Je suis la, mа belle .
Звук его голоса завораживает меня, и незаметно для меня наши губы сливаются в нежном поцелуе, который вскоре переходит в страстные объятия; на заднем плане, как полагается в Париже, звучит аккордеон уличного музыканта, наигрывающего популярную мелодию. На какое-то время я теряю контроль над временем. Когда я целовалась в последний раз? После смерти родителей я замкнулась в себе и долго ни с кем не общалась, будучи не в силах даже продолжить учебу в медицинском колледже. Брошенная на произвол судьбы даже собственной сестрой, я жаждала близких отношений, хотя вряд ли призналась бы в этом даже самой себе.
Его язык проникает все глубже и глубже, одной рукой он сжимает мою шею, а другая гладит мою ногу выше колена. Жадные поцелуи заставляют мои бедра трепетать. Моя спина выгибается, и он стонет:
Mon Angele.
Я вздрагиваю. Вкус его языка вдруг становится приторным. И отстраняюсь, успевая заметить, как в широко раскрытых глазах Себа отражается мой ужас.