Разойдись! громко скомандовал Олег Андреевич и направился в сторону своего блиндажа.
***
Корнилова Вера посмотрела на Олега Андреевича. Заметив ее взгляд, он улыбнулся ей.
Вы меня не пригласите на танец? Я так давно не танцевала, а сегодня, выпив с вами шампанского, неожиданно захотела немного покружиться в танце.
Вы, словно, читаете мои мысли, Вера. Я с удовольствием потанцую..
Оркестр заиграл вальс «На сопках Манчжурии» и Олег Андреевич закружил Веру в вальсе. Он моментально вспомнил юнкерское училище, где их, молодых юношей, учили танцевать вальс. Это был обязательный курс танцев, и все курсанты в приказном порядке должны были пройти этот обязательный курс
«А, она танцует достаточно хорошо», подумал он, предоставляя партнерше возможность в импровизации отдельных элементов танца.
Вера, где вы так хорошо научились танцевать, поинтересовался он у женщины. такое легкое скольжение.
Вы знаете, у меня были хорошие учителя. Не забывайте, в какой семье я родилась, произнесла она и кокетливо улыбнулась ему.
Танец закончился и он, взяв ее под руку, повел к столику. Мужчина протянул руку к бутылке с шампанским, но его опередил официант. Он быстро разлил вино по бокалам и посмотрел на Олега Андреевича.
Можете, нести десерт, произнес он.
Вера! Скажите, чем занимается ваш институт, в котором вы работаете? ненавязчиво, спросил он женщину. Сейчас у нас в союзе стало так много закрытых институтов, что можно, просто, запутаться в этих почтовых ящиках.
Она звонко рассмеялась. Похоже, выпитое ей вино стало сказываться на поведении женщины. Она наклонил чуть в сторону Покровского и тихо произнесла:
Наш институт занимается металлами, а если проще, мы разрабатываем и испытываем танковую броню, но только об этом никому
Олег Андреевич улыбнулся.
Выходит вы женщина из стали, если так можно назвать вас. И насколько крепка наша броня? Она лучше немецких образцов или нет? Я в прошлом военный человек и немного разбираюсь в этом.
Женщина посмотрела на него. В ее глазах, читалась тайна. Она приложила палец к губам и все также тихо прошептала.
Скажите, Олег Александрович, какое вы имеете отношение к этому вопросу? Случайно, вы не немецкий шпион?
Нет, Вера, я никакого отношения к стали не имею, как и не имею никакого отношения к немецкой разведки. Я советский человек и мне просто интересно, сможем ли мы на равных воевать с немцами, так как у них одна из самых сильных армий не только в Европе, но и в мире.
Олег Андреевич, не отрывая своего взгляда, продолжал смотреть на Веру. Под его взглядом она немного смутилась.
Господи! Какая же я дура, произнесла она. Я хотела пошутить, но вышло, как-то неуклюже. Вы для меня так много сделали, а я вас обижаю. Простите меня.
На лице Корниловой заиграла краска. Даже невооруженным взглядом было видно, как переживает она за столь неприятный выпад в сторону Олега Андреевича. Он взял ее ладонь в свою руку и ласково сжал ее.
Я не обижаюсь на вас, Вера. Я хорошо понимаю
вас: арест дяди и тому подобное. Вы, наверное, живете в постоянном страхе, боитесь провокаций. Вот и меня вы практически не знаете и вдруг мой интерес к вашей работе.
Вера с благодарностью посмотрела на него.
Спасибо вам за понимание. Есть вещи, о которых не принято рассказывать не только родным и близким, но и своим коллегам по работе. А здесь: ресторан, вино.
Да, что вы Вера? Какая обида? Простите меня за мой глупый вопрос.
Она посмотрела на свою руку и осторожно освободила ее из мужской ладони.
Давайте, выпьем, Олег Андреевич и потанцуем. Я так давно не танцевала, что трудно удержать ноги в покое. Только, сейчас и здесь, с вами я снова ощутила себя женщиной. Мне снова захотелось жить, петь и танцевать. Петь я, конечно, не буду, но танцевать с вами обязательно, если вы меня пригласите.
Они выпили, и Олег Андреевич, снова пригласил ее на танец.
***
Революция 1917 года, была сродни шквала, которая налетела на усталых от войны солдат императорской армии. Поручик Покровский медленно двигался вдоль траншеи, в которой на снарядных ящиках сидели солдаты. В его роте вот уже вторую неделю вели агитацию большевики. Он несколько раз докладывал об этом полковнику Смирнову, но тот отмахивался от него, как от назойливой мухи.
Олег Андреевич повернул влево и увидел группу солдат, сидевшую на пустых патронных ящиках. Один из них вслух читал газету «Искра». Заметив офицера, он со злостью посмотрел на него.
Давай, проходи, ваше благородь. Все отвоевались мы нынче, произнес он. Вечером снимемся с позиций и по домам. Хватит! Навоевались!
Покровский, молча, прошел мимо их. Он уже слышал, что пьяные солдаты подняли на штыки командира третьей роты подпоручика Головко и прапорщика Васильева. Откинув полог, он вошел в землянку, в которой было темно и сыро. Пошарив в кармане шинели, он достал коробок спичек и зажег «коптилку», лампу, изготовленную из гильзы снаряда. Он присел на ящик и достал из кармана шинели папиросы. Фитиль «коптилки» потрескивал и от этого, еле слышного треска, исходило какое-то тепло, которое согревало его душу. Он был ярым сторонником самодержавия и не верил в добровольное отречение государя от престола. Прикурив папиросу, поручик достал из-под нар небольшой чемоданчик. Вот уже год, как он хранил в нем свои личные вещи. Он открыл его и, отложив в сторону папиросу, в свете «коптилки» стал перебирать дорогие его сердцу предметы. Он развернул белую тряпицу, в которой аккуратно лежали его награды, полученные во время войны. Два Георгиевских креста, орден Святого Владимира с мечами сверкнули в тусклом светом «коптилки». Погладив их ладонью, он снова завернул их в тряпицу и положил на дно чемодана.