Вот это-то меня и настораживает, шутливо нахмурился я.
А чтобы подобные мысли тебя не тревожили, улыбнулась мне жена, я составила для тебя небольшой список работ по дому. За работой месяц пролетит оглянуться не успеешь.
Она легко коснулась губами моей щеки, одновременно впихивая в руку два тетрадных листа, исписанных красивым убористым почерком.
Небольшой?! возмутился я, пробегая глазами по строчкам. Да на одну ограду уйдет не меньше недели! А замена пола в бане?! А утепление чердака?! А Это что трудотерапия? Слышал, батюшка?! Вот это и называется: эксплуатация женщиной человека!.. Жены на юг, мужья за работу Этого нет даже в самых абсурдных анекдотах!.. «Жена неожиданно возвращается с юга, а муж дома один и чинит ограду» Где справедливость?!
Дядя Коля, хочешь, я с вами останусь? спросила Наташа. Чтоб вам не скучно было?
Нет уж, быстро отреагировал я. Лучше я буду чинить ограду А вы ведь и впрямь имеете шанс опоздать: до отбытия автобуса в райцентр осталось пятнадцать минут.
Мы готовы, сказала Лена, закрывая чемодан. Вроде ничего не забыли Ну что, в путь?
К нетерпеливо урчащему автобусу мы успели за считанные секунды до отправления.
Я буду скучать без тебя, шепнула мне Лена, целуя на прощание. Жаль, что вы не можете поехать с нами. Время пролетит быстро, но я все равно буду скучать. А потом я вернусь красивая, загорелая, истосковавшаяся, и И мы уже не будем скучать
Только этим себя и утешаю, улыбнулся я. Беги, а то автобус уедет без тебя и нам вообще не придется скучать. Я люблю тебя.
А я тебя, она вошла в салон и помахала рукой на прощание. До встречи!
Двери закрылись, и, поднимая клубы густой дорожной пыли, автобус исчез за поворотом узкой поселковой дороги.
Только мучает меня нехорошее предчувствие, что скучать-то мне как раз и не придется, проворчал я, поворачиваясь к сидевшему за рулем машины Разумовскому. Ну, разлучник, жены ты меня лишил на целый месяц. А теперь попытайся объяснить, зачем ты это сделал.
Не надо было быть тонким психологом, чтобы понять, что священник чем-то сильно расстроен. С той самой минуты, как он приехал к нам, с его лица не сходило отрешенно-мрачное выражение. На мои вопросы он отвечал невпопад, витая мыслями где-то далеко от окружающей его реальности.
В таком состоянии я видел его впервые. Даже в те времена, когда я еще работал в уголовном розыске и настырный батюшка в качестве «общественной нагрузки» мучил меня криминальными проблемами своих прихожан, он был куда более собран и напорист.
То, что священник находится в шоке, я понял еще вчера, во время нашего с ним телефонного разговора. И именно вчера интуиция, еще не успевшая задремать после моей отставки из угро, шепнула мне: «Как ты относишься к неприятностям? Впрочем, это неважно они уже начинаются».
И зная батюшку, я подозревал, что одними неприятностями мы не обойдемся. Иначе чего ради иерею потребовалось срочно отправлять наших жен подальше от дома, залегендировав их отъезд невразумительными пояснениями о «пропадающих путевках в пансионат отдыха на берегу Черного моря»? В наше время такие путевки не могут пропадать, а уж тем более не могут они стоить так дешево, как предложил их нам Разумовский. В отличие от обрадованных такой возможностью девушек, я это понимал хорошо Нет, если бы я ехал вместе с ними, то тоже с удовольствием принимал бы желаемое за действительное, но так как я оставался Да и рефлекс, выработанный у меня иереем, безошибочно указывал на стереотипное начало надвигающихся проблем.
Дело в том, что бывший офицер спецназа, а впоследствии и уголовного розыска, Разумовский, приняв рукоположение, свое призвание «духовного поводыря» трактовал непозволительно вольно для священнослужителя православной церкви, так и не сумев искоренить в своей душе нетерпимость к людской жадности и подлости. Тридцатитрехлетний священник относился к той категории мужчин, у которых призвание оберегать и защищать существовало на «генном уровне»
Может быть, это и хорошо, но беда заключалась в том, что защищал и оберегал своих прихожан
он отнюдь не теми способами и средствами, которые находились в арсенале священнослужителей, а переносил их в настоящее из своего «спецназо-розыскного» прошлого. Но так как испокон веку одному в поле быть воином сложно, то я состоял при нем в роли недобровольного Алеши Поповича.
Началось это мучение несколько лет назад, когда я опрометчиво способствовал раскрытию кражи икон из церкви, где нес службу Разумовский, По моим самым скромным подсчетам, с тех пор мы с отцом Владимиром раскрыли около двух дюжин уголовных дел, попутно нарушив около половины статей уголовного кодекса и добрую половину церковных заповедей. Но если еще год назад, когда я носил погоны капитана и обладал некоторыми возможностями оперативного уполномоченного, эта «халтура» была хотя и обременительной, но вполне естественной, то теперь, когда я с женой жил в ста километрах от ближайшего города и зарабатывал себе на пропитание сугубо гражданской работой на компьютере, мне было даже интересно о какой же помощи можно просить человека, давно отошедшего от дел криминальных?