В середине
лета, приехав на побывку в Нелепово, Адам объявил родителям, что с марксизмом покончено, и он поступает на службу в польскую армию.
В тот миг Ирэна сильно удивилась столь радикальным изменениям в мировоззрении сына, считая его хоть и упрямцем, но натурой цельной, привыкшей отвечать за свои слова и редко меняющей убеждения. Но возражать не стала. В конце концов, у Адама своя голова на плечах, и он вправе сам строить себе карьеру. К тому же отец Адама пан Анджей Ковальчик одобрил выбор, хотя и считал всех военных твердолобыми истуканами, задарма проедающими оборонные ассигнования.
Сентябрь 1939 года Адам встретил, будучи в офицерском звании поручика Армии Крайовой и аналогичном ему по значимости звании старшего лейтенанта НКВД. Таким образом, окажись поручик на восточных территориях, и будь он пленен советскими войсками, ему мало что угрожало, но судьба распорядилась несколько жестче.
В скоротечном сражении за Варшаву раненый Адам попал в плен. Вместе с другими офицерами его разместили в фильтрационном лагере в Вольденберге, откуда, быстро оправившись от ранения, поручик сбежал, попутно прирезав двух немецких вертухаев. Затем последовала встреча с резидентом советской разведки, переброска в СССР, новые документы и оперативная работа на отошедшей к СССР территории под Львовом. В ту пору в Кремле понимали, что вероятность войны с немцами возрастает с каждым днем, поэтому Адаму было поручено создать агентурную сеть в данном районе. И в первые же дни все-таки начавшейся войны Адама контузило, около месяца он отлеживался теперь уже в немецком тылу. Оклемавшись, Адам вышел на связь с начальством, которое не долго думая и снабдив всем необходимым, отправило его для борьбы с фашизмом в родные места.
Более трех лет Адам не был дома. Он не испытывал ностальгии по родным местам, отцу с матерью и дому. «Все-таки, хорошо, что судьба связала меня с разведкой, размышлял Адам на подступах к Нелепово. Я чувствую себя на своем месте и даже не представляю, как бы выглядел в другой роли. А ведь когда-то я мечтал стать священником, улыбался про себя Адам, а оно вон, как все повернулось. Ни грамма не жалею, что все сложилось так, а не иначе, вот только беда, что в последнее время мной командуют какие-то болваны. Будем надеяться, что я найду общий язык с будущим командиром и смогу расценивать командировку в родные места как реабилитацию после контузии».
Прибыв на место, он первым делом навестил родительский дом и могилу отца, на похоронах которого ему не суждено было побывать из-за начала военных действий. Отец последнее время много болел и, в конце концов, умер от воспаления легких и, как казалось пани Ирэне, от нежелания видеть войну, которую он проклял еще в самом ее начале.
Ты надолго, сынок? прижимая к себе Адама, спрашивала мать.
Надолго, мама, надолго, пока врага не разобьем, отвечал Адам.
А кто для нас больший враг, Адамушка, утирая слезы, продолжала мать свои расспросы, немцы или русские?
Что, мама? наклонив ухо к губам матери, переспросил Адам, ты извини, я после контузии плохо слышу. Но врачи говорят, это скоро пройдет.
Я говорю, ты кого бить-то собрался? Фашистов? повторила Ирэна свой вопрос.
И фашистов, и тех, кто им служит, никому мало не покажется заверил Адам.
Он прожил в доме два дня, вздрагивая и подходя к окну при малейшем шорохе, а на третьи сутки ночью ушел, оставив мать в смутных догадках о своих дальнейших планах.
В партизаны, Адам? спросила Ирэна.
В православные священники, пошутил сын, ты меня ни о чем не спрашивала, мама, а я тебе ни о чем не говорил. И вообще, не было меня здесь. Поняла? Адам обнял мать, и скрылся в ночи. Перед тем как уйти, он сказал ей, что по мере возможности будет наведываться.
Ходики прокуковали одиннадцать раз, когда на улице прозвучали выстрелы. Сначала два громких, быстро последовавших один за другим, потом пять глухих с более длительными промежутками. Ирэна ни с чем не могла спутать звуки пистолета и пятизарядной винтовки «Маузер», которой была вооружена местная полиция. Слишком часто она слышала их в последнее время.
Ойче наш, ктуры ест в небе, щвенч ще име Твойе рухнув на колени после слова «Амэн», произнесла Ирэна, упаси сыночка от беды.
4
к столу.
Интересный набор качеств, улыбнулся профессор Кляйн.
Не обращайте внимания, коллега, отмахнулся Генрих, эту заготовленную фразу я слышал много раз. Мне кажется, что мой дорогой кузен всегда ее произносит, представляя меня незнакомцам. И как обычно, приходится отчитываться по каждому пункту. Но так как Василию это, видимо, очень нравится, то пусть лучше он сам и расскажет о моих сомнительных достоинствах.
Я весь внимание, приготовился слушать профессор.
Не обижайся, Генрих, взглянув на часы, начал свой рассказ Бекетов. С кузеном мы встретились несколько лет назад после двадцатилетнего перерыва. А первое знакомство произошло в нашем родовом имении под Полтавой, куда этот пятилетний викинг прибыл погостить вместе со своими родителями. Уже в первый день пребывания там Генрих успел наделать столько шума, что о его проделках еще долго судачила родня и окрестные крестьяне. Первым делом этот отважный рыцарь вступился за мою сестру Дуняшу, отрубив шашкой хвосты трем любимым охотничьим борзым из дедовой своры. Как там все было на самом деле, уже и не установить. Быть может, на самом деле собаки и испугали Дуняшу, и потому возмездие последовало незамедлительно. Когда же пришло время расплаты для самого Генриха, и за содеянное его больно плашмя лупили той же шашкой по заднице, он не проронил ни одной слезинки. Конечно же, ему было очень больно, но для того, чтобы скрыть боль, он пел «Боже царя храни», за что, собственно, и прослыл монархистом.