Только у Уитмена тема труда прозвучала по-настоящему весомо и достойно. Он сделал работу, созидание предметом огромного эстетического интереса («Поэма о топоре»). Он заявил о себе как поэт города, техники, созидательной человеческой деятельности и сделал это с вызывающей решительностью. В своих стихах он поэтизировал повседневное, будничное, то, что считалось неэстетичным, чего чуралась поэзия. «Поклон и почет» поэта были обращены к «позитивным наукам, точному знанию», математику и геологу («Песня о себе»). Под его пером возникал образ Америки строящейся, набирающей силы:
Огромный склад воздвигается быстро в городе,Шесть рабочих, два посредине, двое и двое по концам,
осторожно несут тяжелую балку,
Длинный ряд каменщиков с лопатками в правой руке
воздвигают ходко боковую стену двести футов длиною.
Наклоны гибких спин, непрерывный стук лопаток о кирпичи,
Кирпичи, один за другим, искусно кладутся и ложатся
под ударом{44}.
Этот короткий поэтический отрывок не только содержит сугубо прозаические реалии; в нем передана сама технология трудового процесса. Характерны и герои его стихов: мостовщик с трамбовкой, репортер с блокнотом, маляр с кистью, мальчик-бурлак, гуртовщик, разносчик под тяжестью короба.
С большой убежденностью тема труда, созидания звучит в его «Песне о выставке». В предисловии к новому изданию поэмы, приуроченной к выставке в Филадельфии (она посвящалась 100-летию США), Уитмен писал, что видит в ней триумф американского рабочего класса. Не без полемической заостренности он предлагает музе оставить Элладу, Ионию, мир эстетизированной красоты, ибо «новое царство вольнее, бурливее, шире» ожидает ее:
Муза! Я приношу тебе наше здесь и наше сегодня,Пар, керосин и газ, экстренные поезда, великие пути сообщения,
Триумфы нынешних дней: нежный кабель Атлантики,
И тихоокеанский экспресс, и Суэцкий канал, и Готардский
туннель, и Гузекский туннель, и Бруклинский мост.
Всю землю тебе приношу, как клубок, обмотанный рельсами
и пароходными тропами, избороздившими каждое море,
Наш вертящийся шар приношу
В произведениях Уитмена, воспевающих труд, вплетен мотив слияния человека а природой. К нему часто обращались романтики. Но у них герой зачастую вступал в противоборство с природой, он покорял девственные леса, сражался с морской стихией. У Уитмена не было этой конфликтности; его лирический герой выступает и как хозяин земных недр, повелитель природных сил, и как частица, элемент мироздания, широко открытый всему земному, живому. Он порой достигает космических размеров, охватывая другие миры и системы.
В таких стихах ощутим мистико-пантеистический налет. Но в основе их здоровая идея, стихийный историзм (без всяких оговорок принимает поэт реальность с большой буквы), ибо весь он «пропитан материализмом».
Жизнеутверждающее начало в его поэзии вдохновлялось верой в грядущее торжество всех великих возможностей, заложенных в человеке. В будущем виделся ему апофеоз всечеловеческого братства.
Заветнейшей мечтой Уитмена была мечта о равенстве всех людей. Такой представлял он демократию с большой буквы; очевидно, ее содержание не умещалось в понятии демократии буржуазной.
В этой лучшей Америке, хотел верить поэт, пробудится «новое чувство, глубокая симпатия к людям, и особенно к бедным»; отсюда проистекало его убеждение, что социализм «наша единственная надежда»{45}. Но это не было прекраснодушное сочувствие к обездоленным; поэт стремился внушить каждому «великую гордость человека за самого себя». «Кто бы ты ни был, я руку тебе на плечо возлагаю, чтобы ты стал моей песней», вдохновенно восклицал Уитмен. Упрямо, как рефрен, повторяются
в стихотворении «Тебе» эти слова «Кто бы ты ни был»!
Уважение к любому человеку, признание ценности каждой человеческой жизни, хотя и несколько абстрактное, соединялось у Уитмена с редким талантом быть сопричастным к людским страданиям и бедам. Уитмену присуще перевоплощение: он становится то загнанным собаками беглым рабом, то бедной вдовой, не спящей по ночам, то женщиной, ждущей любовника, то раздавленным пожарным, лежащим с переломанными ребрами («Песня 0 тебе»). Своеобразные нити тянутся от Уитмена к великому гуманисту XX в. Альберту Швейцеру, отстаивавшему в чем-то сходный этический принцип: «Уважение к жизни».
Утверждал человеческое равноправие, Уитмен выходит за рамки трансценденталистской доктрины «равных перед богом» людей с ее религиозной отвлеченностью. Поэт был певцом вселенского товарищества. Слова «товарищ» и «солидарность» являлись для него поистине священными. Его знаменитое стихотворение «Для тебя, демократия» это восхваление дружбы и братства людей, «сплоченных любовью товарищей, дерзновенной любовью товарищей».
Если у Шелли, поэта, во многом созвучного Уитмену своим лучезарным оптимизмом, светлое завтра воплощаюсь в поистине ликующих картинах «золотого века» человечества (например, в «Освобожденном Прометее»), то для Уитмена «выход» в будущее, в мир активного, счастливого творческого созидания, был запечатлен в поэтической грезе о «Городе Друзей», воспетом в знаменитом стихотворении «Приснился мне город», ставшем его символом веры: