утерянным, более общим значениям. Все остальные аффиксы, образующие имена, насколько я могу их обозреть, имеют более частный характер.
Особенности прилагательного объясняются только исходя из словосложения, и благодаря этому с очевидностью можно заключить, что язык в сфере грамматики действует всегда с оглядкой на это явление. Само по себе прилагательное не может быть ничем, кроме корня. Свою грамматическую характеристику оно получает только в сложении с существительным либо в абсолютной позиции, где оно, как и имена, получает префикс а. При соединении с существительным прилагательное может предшествовать или следовать за ним, но в первом случае должно быть связано с ним посредством соединительной частицы (thangили thau). Причину этого различия, я полагаю, можно найти в самой природе сложения. В соответствии с природой сложения последний член должен иметь более общий характер и обладать возможностью вбирать в себя значение первого. Но при соединении прилагательного с существительным больший объем значения имеет первое, в связи с чем оно и требует добавления, соответствующего своей природе, чтобы сочетаться с существительным. Этой цели служат соединительные частицы, о которых я буду говорить подробнее ниже. При этом все сочетание означает, например, не столько 'хороший человек', сколько 'хорошим являющийся человек' или 'человек, который хорош', причем в бирманском эти понятия следуют друг за другом в обратном порядке ('хороший, который, человек'). Так называемое прилагательное, следовательно, ведет себя точно так же, как глагол; например, если сочетание kaun:-thang-luзначит 'хороший человек', то стоящие отдельно два первых элемента этого композита означают 'он хорош'. Это с еще большей убедительностью подтверждается тем, что подобным же способом существительному вместо прилагательного можно предпослать полноценный глагол, даже снабженный управляемым словом; выражение 'летящая в небе птица' при бирманском порядке слов звучит 'небо в лететь (соединительная частица) птица'. При постпозиции прилагательного расположение понятий совпадает с теми сложениями, в которых занимающий конечную позицию корень, как, например, 'обладать', 'взвешивать', 'заслуживать', образует вместе с другими словами имена, модифицированные значением последних.
В речевой потоке взаимные связи слов обозначаются частицами.
Поэтому понятно, отчего последние различны при имени и при глаголе. Однако дело не всегда обстоит так, и потому имя и глагол оказываются еще более объединенными в рамках одной и той же категории. Соединительная частица thangодновременно является настоящим показателем номинатива и также образует глагольный индикатив. В обеих этих функциях она используется, например, в коротком предложении na-thangpru-thang'я делаю'. Очевидно, что здесь в основе словоупотребления лежит другой принцип, нежели обычное значение грамматических форм, и мы в дальнейшем попытаемся его сформулировать. Но та же самая частица приводится и в качестве окончания инструменталиса и в этой функции используется в следующем выражении: lu-tat-thanghchauk-thang-im'искусным человеком построенный дом'. Первое из этих двух слов содержит сложение слов 'человек' и 'искусный', за которым следует предполагаемый показатель инструменталиса. Во втором представлен корень 'строить', здесь в смысле 'быть построенным', присоединенный посредством соединительной частицы thangк существительному im (iengН.) 'дом'" тем же способом, какой был указан выше для прилагательных. Мне кажется весьма сомнительным, чтобы частица thangдействительно имела бы исходное значение инструменталиса; скорее, оно было позднее привнесено грамматической теорией, ибо первоначально в первом из приведенных слов заключалось просто понятие об искусном человеке и на долю слушателя выпадало домыслить ту связь, в которую оно вступало со вторым словом. Аналогичным образом для thangприводится также значение показателя генитива. Если взять большое количество частиц, которые как будто бы выражают падежные отношения имени, то становится ясно видно, что грамматисты пали, которым бирманский язык вообще обязан своим научным упорядочением и терминологизацией, приложили много сил, чтобы распределить эти частицы между восемью падежами, представленными в санскрите и в их языке, и построить систему склонения. Но склонение в точном смысле этого слова чуждо бирманскому языку, использующему так называемые падежные окончания лишь в зависимости от значения частиц, без какой бы то ни было связи со звучанием имени. Каждый падеж выражается несколькими частицами, каждая из которых в свою очередь отражает собственные нюансы
падежного значения. Некоторые частицы не умещаются в схему склонения, установленную Кэри, и выделяются им особо. К некоторым из этих падежных показателей могут также присоединяться, иногда спереди, иногда сзади, другие, уточняющие смысл падежного отношения. В любом случае частицы всегда следуют за именем, и между ними и именем стоят показатели рода и множественного числа, если они вообще имеются. Показатель множественного числа, как и все падежные показатели, обслуживает также и местоимение, а специальных местоимений 'мы', 'вы', 'они' не существует. Таким образом, язык распределяет все по степени значимости, не связывает ничего посредством звука и тем самым явно отталкивается от естественного и исходного стремления внутреннего языкового сознания к формированию из рода, числа и падежа единых звуковых модификаций материально значимого слова. Между тем первоначальное значение можно выявить лишь у немногих падежных показателей; даже для показателя множественного числа to (doН.)это можно сделать, только попытавшись вывести его, пренебрегая акцентом, из глагола to: 'увеличить, добавлять'. Личные местоимения всегда выступают только в самостоятельном виде и никогда не служат аффиксами даже в сокращенной либо видоизмененной форме.