Идея «языкового мировидения» плодотворна именно для осознания более глубоких основ коммуникации: «Люди понимают ДРУГ лрута не потому, что передают собеседнику знаки предметов, и даже не потому, что взаимно настраивают друг друга на точное и полное воспроизведение идентичного понятия, а потому, что взаимно затрагивают друг в друге одно и то же звено цепи чувственных представлений и начатков внутренних понятий, прикасаются к одним и тем же клавишам инструмента своего духа, благодаря чему у каждого вспыхивают в сознании соответствующие, но не тождественные смыслы» (VII, 170; с. 165). Такая интерпретация процесса общения, мы бы сказали, не имеющая себе равной, заставляет по-новому взглянуть на сугубо социальный характер языка: здесь преодолены как наивный реализм, считающий язык простой номенклатурой, так и фактор осознанности в коммуникации, и выдвигается совершенно своеобразный, одному лишь человеку свойственный вид языкового общения, в котором необходимость согласованности (как основы для речевого процесса) и индивидуальная свобода не исключают, а. наоборот, подразумевают друг друга.
В последнее время в разных гуманитарных науках и в самой философии в использовании термина языковое мировидение" усматривают опасность гиперфункционализма, то есть детерминированности мышления языком. Однако такого рода опасность была бы реальной, если бы в условиях естественного языка ограничивалось свободное развитие и развертывание других духовных сил человека. Недоразумения в этом вопросе вызваны тем, что данный вопрос не рассматривается на более широкой основе, то есть в рамках той философской антропологии, истоки которой следует усматривать в философии языка И. Гердера и В. фон Гумбольдта. Подвергая критике общераспространенный взгляд, будто язык возник лишь с целью удовлетворения узкопрактических, витальных потребностей человека, Гумбольдт разъясняет: «Мы не должны представлять себе даже первоначальный язык ограниченным скудной толикой слов, как, пожалуй, по привычке думают люди, которые, вместо того чтобы объяснить возникновение языка исконным призванием человека к свободному общению с себе подобными, отводят главную роль потребности во взаимопомощи». «Человек не так уж беззащитен, продолжает он, и для организации взаимопомощи хватило бы нечленораздельных звуков. В свой начальный период язык всецело человечен и независимо от каких-либо утилитарных целей распространяется на все объекты, с какими сталкиваются чувственное восприятие и его внутренняя работа» «Слова свободно, без принуждения и ненамеренно изливаются из груди человека» (с. 81). Включая язык в круг фундаментальных свойств человека, предназначенных не только для удовлетворения элементарных жизненных потребностей, но и, что важнее, интересов и целей более высокого порядка, мы должны отдавать себе отчет в том, что вопрос об аналогии между языком человека и языком" животных требует полного переосмысления. Если сигнальная коммуникация в мире животных биологически детерминирована, всецело зависит от внешних стимулов и используется в том замкнутом кругу (Urnwelt) пространства и времени, к которому животное раз и навсегда приковано, то «действие» человеческого языка простирается теоретически на всю бесконечную действительность (Welt), то есть охватывает мир именно как целое. Это не простое расширение горизонта, а приобретение нового измерения.
Создание такого «теоретического горизонта», без сомнения, не могло быть результатом деятельности отдельного человека: его короткой жизни явно не хватило бы на вербализацию даже маленького фрагмента действительности, не говоря уже о том, что разрозненная деятельность таких индивидов привела бы к результатам, полностью исключающим возможность взаимопонимания и тем более одинаковой направленности поведения. Лишь включение индивида в культурно-историческую жизнь определенного языкового коллектива может обеспечить ему выход за пределы своего конечного бытия .
Овладевая языком задолго до актов осознания
(что нагляднее видно на примере развития речи ребенка), человек усваивает одновременно и тот способ «обращения» с предметами, который неосознанно предлагается определенной языковой традицией. Однако естественный язык не замкнутая сфера значений, исключающая всякое другое «вйдение» и замыкающая тем самым горизонт понимания, а открытая система, включенная в динамический процесс культурного обмена с другими языками .
Эти рассуждения лишний раз подтверждают, почему гумбольд- товская идея языкового мировидения", указывающая на структурное своеобразие семантики языков и на их историческую уникальность, не может быть подвергнута обвинению в языковом детерминизме".
С этим связана также проблема так называемого лингвистического релятивизма", ставшая предметом острой полемики, особенно после появления гипотезы лингвистической относительности" Сепира Уорфа. И в этом контексте, неверно интерпретируя его взгляды, упоминают Гумбольдта.