Этот господин немец. Мы хотим хорошо отдохнуть, а завтра с самого утра отправиться дальше.
Ты снова приводишь необрезанного. Но мои девочки таких любят, грубовато засмеялась женщина.
Водитель резко оборвал ее:
Умолкни! Уважаемый господин знает наш язык.
Господи! с недоверием вскричала она. Вы говорите по-персидски? Вы знаете персидский! А как же зовут уважаемого господина?
Альберт Меня зовут Альберт Шульц, буркнул Генрих.
Прошу, прошу вас, сейчас я подам ужин! радостно воскликнула женщина.
Двор был похож на круглую террасу, заросшую, как в староперсидских садах, длинными виноградными лозами, которые образовывали свод. Сквозь листья было видно темно-синее после захода солнца небо. В центре террасы находился небольшой бассейн, наполненный мутной зеленоватой водой, вокруг которого стояли горшки с пеларгониями. В стену были вделаны ведущие прямо в комнаты двери, перед каждой дверью маленькие кирпичные ступеньки.
Хозяйка ввела гостей внутрь. На полу лежал цветной ковер, а у одной из стен два толстых валика. Это была постель, которая, как и в каждом иранском доме, днем служила удобной опорой сидевшим на ковре гостям, а ночью, развернутая, становилась удобной кроватью. Женщина разложила на полу цветные подушки, которые заменяли стулья. Водитель протянул хозяйке две бутылки вина.
А может быть, господа выпьют арака? спросила она.
Это наша водка из изюма,
пояснил водитель и вопросительно посмотрел на Генриха. Тот кивнул.
Ладно, сказал он по-персидски.
Он действительно говорит по-нашему. А вы знаете такую песню? спросила хозяйка и запела, кокетливо покачивая головой:
Да, я где-то это слышал.
Он все знает, с удовольствием заключила женщина. Она громко засмеялась и, напевая эту мелодию, вышла из комнаты на террасу.
Что это за песня? Ее везде здесь поют, спросил Генрих водителя.
Ну, может быть, и не везде, но я думал, что вы ее знаете. У нас сейчас простые люди говорят, что Гитлер происходит из Кермана. Керман Герман. Вроде бы одно и то же. Так же как Хейдар Гитлер. Говорят даже, что он мусульманин, и к тому же шиит из рода Али.
Генрих обратил внимание на большой портрет Али, висевший на свежепобеленной стене. На нем был изображен огромный, толстый мужчина, сидевший по-турецки. Он был одет, как мулла, в длинный халат. Величественное лицо окаймляла густая борода. Над головой Али было изображено сияние. Обеими руками он придерживал на коленях обоюдоострый меч. Под портретом, в небольшой нише, стоял самовар, а на нем фарфоровый чайник. Перед самоваром на подносе медная мисочка и несколько других предметов. Рядом зеркало, Коран и хрустальный круглый аквариум с золотыми рыбками.
Это называется хафт-син, старый персидский обычай, сказал водитель. Он символизирует Навруз праздник Нового года.
Генрих кивнул и задумался: где сейчас Ширин празднует Навруз?
Вернулась хозяйка и расстелила на полу большую белую скатерть. Поскольку праздничные дни еще продолжались, кроме керосиновой лампы она поставила на скатерть два ряда укрепленных на подставках свечей. Подала горячую яичницу и сангак очень тонкий длинный вкусный хлеб. Рядом поставила несколько мисочек с айраном, тарелки с зеленью и халву поджаренную на жире темно-желтого цвета муку с сахаром, рассыпанную тонким слоем на тарелочках.
Хозяйка позвала трех девушек. У одной кожа была совсем темная, у другой посветлее, а у третьей совсем светлая. Все три были сильно накрашены. На лицах девушек переливались блики от пламени свечей, длинные черные волосы были распущены. Большими темными глазами они с интересом поглядывали на необычного гостя, красота которого, голубые глаза и светлые волосы контрастировали со всем окружающим.
Генрих сидел неподвижно, погрузившись в свои мысли. Мелкими глотками он пил вино. Женщины всячески пытались расшевелить его, заговаривали с ним им было интересно не то, что он скажет, а говорит ли этот иностранец по-персидски. На все вопросы Генрих отвечал короткими фразами. Нараставшая боль гудела в его голове. Он все подливал себе вина и подносил стакан к губам. Так он один выпил всю бутылку. Боль в голове вроде бы утихла, но его охватила необыкновенная сонливость. Хозяйка как могла старалась рассеять его грустное настроение.
Может быть, немного музыки? Эту пластинку мы поставим специально для господина Альберта, сказала хозяйка и включила патефон. Раздались звуки гитлеровского гимна: «Германия, Германия превыше всего»
Хозяйка и девушки встали по стойке «смирно» и начали ритмично шагать на месте, размахивая в такт музыке руками. Врожденное чувство ритма придавало их движениям грацию. Генрих почувствовал, что у него раскалывается череп. Внезапно он вскочил, схватил патефон и изо всей силы бросил его на пол. От изумления все остолбенели. Генрих хотел закричать, но из его перехваченного спазмой горла послышался лишь слабый хрип:
Когда вы узнаете, что означает этот марш, то пожалеете, что мать родила вас!
Он с минуту постоял еще, тяжело дыша, а потом, не произнеся больше ни слова, направился в комнату, где ему была приготовлена постель. Девушки испуганно смотрели друг на друга, а хозяйка закричала: