Вот что всегда сопровождает начало работы: одиночество, страх, неопределенность.
А способность к самооценке. Искусство отбора. Самое трудное? Вообразить и отобрать. Ну, представить себе с достаточной рельефностью и решить: нужно это для вещи или лишнее.
Чепуха! Совсем не сложно разобраться, где хорошо, где плохо. И только совершенно губительна, конечно, многословность.
Несколько слов о многословии. Я не хочу давать никаких рецептов, но мне кажется, что то, что можно выразить десятью словами, не нужно выражать тридцатью. Если тот же эффект может быть произведен десятью словами, то нужно так и делать. Почему?
Во-первых, потому, что мы живем в очень быструю эпоху, все люди заняты, жизнь бесконечно уплотнена, и человек, читая, также ищет концентрат, а не вещи, разбавленные водой.
Изложить вещь в десяти словах гораздо труднее, нежели в тридцати. К сожалению, до сих пор многие этого не понимают.
Меньше слов! Короче! Еще короче! Поработай так, чтоб словам было тесно, а мыслям просторно. Убирай несущественные подробности!
Приходит на ум один рассказ. Рассказ назывался «Утонул писатель». Его погубило многословие. Вместо того чтобы закричать: спасите! он пытался сказать слишком много слов и захлебнулся. Ну конечно же я шучу!
Иногда задумаешь какую-нибудь вещь, и вдруг сходную ситуацию встречаешь в какой-нибудь книге. Или характер, схожий с твоим. Это и хорошо и плохо одновременно. Хорошо, потому что, значит, ты угадал характерные типичные черты. Плохо, потому что, значит, измыслил ты недостаточно оригинально. Вот и разбирайся: что
такое типическое, а что случайное. Бьешься между противоречиями, выбираешь. А время уходит, а время бежит
У писателя адова работа. Он должен все придумать, создать новый мир, продумать, пропустить через себя, перестрадать. Наверно, поэтому такое раздражение вызывает, когда он фальшивит, стремясь попасть в ногу, и такое презрение, когда он врет из меркантильных соображений.
Плохо ли, хорошо ли я писал, трудно или легко давалась мне работа таинственное рождение нового мира, выраженная хотя бы на бумаге, как прежде, так и теперь удивляла меня и радовала.
Волшебство сочинительства меня очень увлекает. Вот не было ничего, и из ничего некой игрой воображения возникает новый мир: люди, их судьбы, становление, жизнь.
Так по рассказу знакомого старика когда-то на уроке удивлялись, как впервые уродилась обыкновенная, всем нам знакомая капуста: из ничего, а что вышло Но там хоть были семена. А здесь ничего не было, если не считать смутных мыслей и представлений в голове.
И все-таки должен признаться, что меня не столько интересовал творческий процесс, психология творчества с этим я знаком, имею собственный опыт, сколько сопутствующий процесс прекращения творчества, умолкание художника. Почему? Каковы причины? Всю жизнь меня интересовали вышедшие в тираж писатели.
И еще одна мысль! По-моему, у подлинного художника не бывает неудачных вещей. Все, к чему он прикоснется своей рукой, оказывается чудом искусства. Таково свойство подлинного художника, и свойство это волшебство.
1970
ДНЕВНИК19321960
Итак, вопреки желанию бросить сии записи, писать сюда, когда не пишется, считать эти записи дисциплинарными. Ненавидеть их. Они укор бездеятельности, перечитывать их в дни, когда не сделаю ни строчки.
Решительно изменить метод работы:
Отказаться от сплошной записи кое-как. Она непроизводительна и, кроме того, создает инерцию.
Текст, который возникает в процессе писания, своего рода экспромты, возникающие в результате трудовой инерции дешевые достижения. Ими можно пользоваться, но не основываться только на них.
Очевидно, следует полагать, что все, что было у меня ценного до сих пор, состояло именно в этом «трудовом экспромте» жанровые сценки, диалог, реплики.
Начав писать, писать отчетливо, кусками, отделывая куски. Нащупав тему, конспективно схватить сюжет. Потом нащупать форму, тональность, настроение. Разрабатывать образы действующих лиц в их пластических и характерных выражениях.
Март 1932 г.
Я варюсь в собственном соку, тычусь по-щенячьему. Думаю, что для моей работы это не беда это поможет мне выдерживать мой постоянный тон, т. е. ту самую будничность, в которой меня укоряют, но изменять которой по складу моего ума я не могу. Нужно только не растерять, не запылить главного.
Не боги горшки обжигают, как говорят, пишите двадцать лет получится.
Апрель 1932 г.
Состояние депрессии все же в данный момент чисто материального порядка. Так мне кажется. Даже сюжетная сторона хоть и со скрипом, но двинулась вперед. Правда, не ощущай я стены между своими возможностями (умением, состоянием сделать) и пониманием, как это хорошо делают другие, сия депрессия проходила бы легче.
Скупость мысли вот это нехорошо. Недостаток излишняя погруженность в разбор собственных недостатков, внутренняя, резко граничащая, оправдываемая бытовыми условиями, бесплодное, честолюбивое и наивное мечтательство это психическая мистификация, вместо внимания к общественным явлениям; миросозерцание вместо мировоззрения, конечно, лень и отсутствие юмора и затем хороший слух, но плохое произношение.