В то время, когда я, рассматривая моих гостей, предавался всем этим соображениям, «прислуга» вошла и поставила на стол поднос с тремя чашками горячего кофе.
Фрейлейн, битте зер, тринкен зи шнеллер кафе, пригласила Эрнестина Крестьяновна.
Черненькая девочка толкнула слегка локотком пепельную блондинку, и обе ни с места.
Я встал и подал им кофе.
Ах, поставьте, мы возьмем сами, отвечала, конфузясь, брюнетка.
Она встала, отряхнула начинавшие высыхать юбочки и, подойдя к столу, кликнула:
Маньхен!
Мм! отозвалась Маньхен и, полуоборотясь, прищурила глазки.
Бери же! произнесла, продолжая беспрестанно меняться в лице, чернушка.
Маня еще прищурилась, пока рассмотрела стоящий на столе кофе и торопливо отвечала по-немецки:
Ich danke sehr, Klara; ich will nicht.
Отчего же вы не хотите согреться? спросил я как сумел ласковее.
Благодарю вас, отвечала чистым русским языком Маня.
Вы церемонитесь?
Нет я не озябла.
Чашка кофе все-таки вам не повредит.
Маня опять прищурила глазки, встала и, слегка покачиваясь на своих ножках, подошла к столику.
Теперь я рассмотрел, что платья обеих девушек были не совсем коротенькие, но на подъеме так, что все их полусапожки и даже с полвершка беленьких чулочек были открыты. Дождь на дворе не прекращался; ветер сердито рвал в каминной трубе и ударял в окна целыми потоками крупного ливня; а вдалеке где-то грянул гром и раскатился по небу.
Гром! проговорила Маня.
Да, а вы боитесь грома?
Я? Да, я боюсь грома; а моя мама Ида Они знают, что я боюсь.
Хотите, мы пошлем сказать, чтобы о вас не беспокоились? Далеко вы живете?
Вот тут, всего через две линии; тут магазин наш, магазин Норк.
Я отвечал, что знаю, где их магазин.
Но посылать, пожалуйста, не надо.
Нет, нет, не надо, как можно! заговорила она, увидя, что я хотел повернуться к кухне.
Нет, прошу вас, пожалуйста, не посылайте бедную старушку.
Я вызвался сходить сам.
Ах, нет, пожалуйста, не надо!
Но ваши будут беспокоиться.
Нет, пожалуйста Они догадаются, что мы с Кларинькой куда-нибудь зашли. Теперь я вспомнила, что они подумают, что мы ждем в школе.
Сколько я ни старался уговаривать Маньхен, она ни за что не соглашалась ни пустить меня по дождю, ни послать «бедную старушку».
А погода действительно разыгралась во всю свою финскую мочь; все небо заволокло черною, свинцовою тучею; удары грома катились быстрее и непосредственнее вслед за скользившими зигзагами-молнии.
Маня, сколько здесь книг! сказала из угла, стоя у моего книжного шкафа, Кларинька.
Маня сощурила глазки и, держа в зубках отломленный кусочек сухарика, наклонила головку вперед по голосу Клары.
Где? спросила она очень внимательно и необыкновенно тихо.
Вот целый шкаф.
Маня так и пошла к шкафу с чашкою в руках и кусочком сухарика между зубками.
Вы любите книги? спросил я, подходя вслед за нею к шкафу.
Да, я люблю, уронила она едва слышно.
Сколько их тут! удивлялась Клара.
Маня воззрилась в корешки книг, как газель в лесную чащу; сухарик так по-прежнему оставался неразгрызенный в ее зубках.
Вы много читаете? спросил я Клару.
Я? Нет; я так читаю когда захочется; а она всегда читает.
Маньхен! добавила она, посмотри, целый Пушкин.
Маня передвинулась молча и опять стала глядеть в переплеты; я не сводил глаз с ее живых, то щурившихся, то широко раскрывающихся глаз и бледного, прозрачного личика.
Она читала названья книг с такою жадностию, как будто кушала какой-нибудь сладкий запрещенный плод, и читала не одними глазами, а всем своим существом. Это видно было по ее окаменевшим ручкам, по ее вытянутой шейке, по ее губкам, которые хотя не двигались сами, но около которых, под тонкой кожицей, что-то шевелилось, как гусеница.
Так прошло семь или восемь минут. Маня все стояла у шкафа, и червячок все ворочался около ее губок, как вдруг раздался страшный удар грома и с треском раскатился по небу. Маня слабо вскрикнула, быстро бросила на пол чашку и, забыв всякую застенчивость, сильно схватилась за мою руку.
Разлетевшаяся вдребезги чашка и зазвеневшая по полу ложечка испугали ее еще более.
Идти! идти! прошептала она, схватившись в испуге за мою руку и совсем подбиваясь под мой локоть.
Я не мог понять, что значит ее идти , и старался как умел и как мог ее успокоить, но она все тревожилась, вздрагивала, зорко смотрела вперед и каждый раз крепче жалась ко мне при всяком новом ударе.
Как жаль, что вы так боитесь грома! начал я, когда гроза утихла и небо стало понемножку светлеть и разъясниваться.
Маня молча взглянула на меня, потом на разбитую чашку и пролитый кофе и опять прошептала:
Идти.
Теперь невозможно идти.
Девушка задумалась.
Вас, верно, напугал кто-нибудь?
Н-нет это так влияние
Все существо Мани опять разом выразило, что ей очень тяжело от этого влияния , и тоненький червячок снова забегал под кожей около ее губок.
Идти, заговорила она, крепко сжимая мою руку, нужно скорее идти идти
Она задрожала и жалась ко мне с выражением ужаса и как будто с мольбой, чтоб я удерживал ее, чтоб не пускал ее куда-то идти.