Пресвятая Мария! Лавранс встал около девочки на колени и прижал ее к себе; он был бледен, рот у него был как-то странно искажен, и Кристин испугалась еще больше: она как будто только теперь поняла по его лицу, какой страшной опасности она подвергалась.
Дитя, дитя мое! Он взял ее окровавленные ручки, посмотрел на них, увидал венок на ее распущенных волосах и коснулся его. Что это, как ты попала сюда, Кристин, детка?
Я пошла с Гюльдсвейном, рыдала она, прижавшись к нему. Мне стало так страшно, вы все спали, а потом пришел Гюльдсвейн А потом кто-то махал мне и манил меня у реки
Кто манил тебя мужчина?
Нет, женщина; она манила золотым венцом я думаю, это была горная дева, отец
Господи Иисусе Христе, тихо сказал Лавранс, перекрестив ребенка, и сам перекрестился.
Он помогал девочке подыматься вверх, пока они не вышли на поросший травой склон; тогда он поднял ее на руки и понес. Она висела на его шее, плача навзрыд, и не могла остановиться, сколько он ни шикал.
Вскоре они встретили работников и Исрид. Услыша о том, что произошло, та всплеснула руками:
Ну конечно, это была горная дева, она хотела заманить такого красивого ребенка и запереть его в гору, уж будьте уверены!..
Молчи! резко приказал Лавранс. Нам не нужно было говорить об этих вещах среди леса никто не знает, кто сидит тут под камнями и слышит каждое слово!
Он вытащил из-под рубашки золотую цепочку и повесил крест с мощами на шею Кристин, засунув его под платье.
А вы все держите язык за зубами, сказал он, Рагнфрид и знать не должна, какой опасности подвергался ребенок.
Они поймали лошадей, забредших в лес, и пошли быстрым шагом вниз, на выгон у пастушьей хижины, где паслись остальные кони. Потом все сели на лошадей и поехали к сетеру Йорюндгорда до него было недалеко.
Солнце близилось к закату, когда они прибыли
туда; скот уже был загнан за загородку, и Турдис с пастухами доили коров. В избушке путников ожидала каша пастухи видели их днем наверху, у сторожевой вышки, и поджидали их приезда.
Только теперь Кристин успокоилась и перестала плакать. Она сидела на руках у отца и ела кашу со сметаной с его ложки.
Лаврансу надо было еще сходить на другой день к озеру, лежавшему дальше в горах; там жили некоторые из его пастухов при быках. Кристин должна была сопровождать отца, но теперь он сказал, что ей придется остаться здесь, в избушке.
А вы, Турдис и Исрид, смотрите, чтобы и двери и заслон были плотно закрыты, пока мы не вернемся, так-то будет лучше и для Кристин, и для маленького нехристя, что лежит в колыбели.
Турдис до того перепугалась, что не решалась дольше оставаться в горах с малюткой; ей все еще нельзя было посещать церковь после родов, но все же она предпочла бы ехать теперь же вниз и остаться в поселке. Лавранс сказал, что это разумно, ей можно будет поехать с ними на следующий вечер; он полагал, что ему удастся послать сюда, в горы, на ее место одну пожилую вдову, служившую в Йорюндгорде.
Турдис подстелила душистой свежей горной травы под овечьи шкуры на скамейке; трава пахла так сильно и приятно, и Кристин стала засыпать, пока отец читал над нею «Отче наш» и «Ave Maria».
Да, не скоро я снова возьму тебя в горы, сказал Лавранс и потрепал девочку по щеке.
Кристин сразу проснулась.
Отец, разве ты не возьмешь меня с собою осенью, когда поедешь на юг? Ведь ты же обещал!..
Ну, это мы еще посмотрим, сказал Лавранс, и Кристин тотчас же заснула сладким сном под овечьими шкурами.
II
Но в этом году Кристин чувствовала, что поездка отцу предстоит необычная. Отъезд его откладывался со дня на день; старики из Лоптсгорда то и дело наезжали к ним и просиживали подолгу за столом с отцом и матерью Кристин, беседуя о наследовании, о родовом поместье, о праве выкупа для родичей. О том, как трудно управлять поместьем отсюда, и об епископстве и королевском дворе в Осло, которые отнимают так много рабочих рук от хозяйства по соседним окру́гам. Взрослым некогда было играть с ней, и ее постоянно отсылали в поварню к девушкам.
Дядя Кристин по матери, Тронд, сын Ивара из Сюндбю, приезжал к ним чаще обыкновенного, но он и раньше никогда не любил шутить с девочкой и не ласкал ее.
Понемногу она начала понимать, в чем было дело. Переехав в Силь, Лавранс все время старался собрать в своих руках побольше земли в округе. Но теперь рыцарь Андрес, сын Гюдмюнда, обратился к Лаврансу с предложением обменять Формо, родовое имение Андреса, доставшееся ему после матери, на Скуг, местоположение которого было удобнее для рыцаря, так как он состоял в дружине короля и редко бывал здесь, в долине. Лаврансу очень не хотелось расставаться со Скугом, своим родовым поместьем, оно было подарено одному из предков Лавранса королем. Однако такая мена могла быть выгодна ему во многих отношениях. Но брату Лавранса Осмюнду тоже хотелось выкупить Скуг, сейчас он жил в Хаделанде, взяв за женою поместье в тех краях, и было еще неизвестно, откажется ли Осмюнд от своего родового права на Скуг.
И вот однажды Лавранс сказал Рагнфрид, что в этом году ему хочется взять Кристин с собою в Скуг надо же ей увидеть ту усадьбу, где она родилась и которая была домом ее предков, тем более если она, может статься, скоро уйдет из их владения. Рагнфрид согласилась с желанием мужа, находя его вполне понятным, но, конечно, ей было страшно отпускать маленького ребенка в такую дальнюю дорогу; сама же она не могла ехать с ними.