Степанова, Черепанов и Лукина взглянули на меня замерли в ожидании моего решения.
Я покачал головой и заявил:
Не нужно пока никакой милиции. До понедельника подождите.
Почему?
Потому что в понедельник милиция, быть может, уже и не понадобится.
Я взмахнул зажатым в руке портфелем, сказал:
Есть у меня кое-какая информация. Она касается Лидии Николаевны. Но озвучить её пока не могу. Позже поймёте, почему. Если эта информация подтвердится, то мы обойдёмся и без помощи Тюляева, и без милиции.
уроках я смотрел на учителей, но не слушал их рассказы. Сказалась почти бессонная ночь я зевал, прикрывая ладонью рот, потирал глаза. Радовался тому, что в шестнадцать лет бессонная ночь переносилась организмом относительно легко. Мысленно я то и дело возвращался к статье, зачитанной мне вчера вечером Эммой. Решение я принял ещё ночью. Но не успокоился после этого. Всё ещё прикидывал варианты дальнейших событий. Уже не раздумывал об их «цене».
На уроке истории я попросил свою виртуальную помощницу, чтобы она прочла статью снова. Но не сначала, а со второй части, где упоминали о Лидии Николаевне Некрасовой. Слушал приятный женский голос, звучавший у меня в голове, посматривал в сторону Лёши Черепанова. Алексей сегодня на уроках снова рисовал. Темой его рисунков теперь был не космос. В тетради Черепанова горели советские и немецкие танки, пылали опрокинувшиеся на бок вагоны пассажирского поезда.
«Открытие обновлённого мемориала на братской могиле жертв Великой Отечественной войны около деревни Полесье Брестского района двадцать второго июня ознаменовалось и радостным событием, говорила Эмма. Рядом с памятными плитами Полесского мемориала в этот день встретили друг друга спустя пятьдесят лет после расставания супруги Некрасовы: Лидия Николаевна и Леонид Аристархович. Журналистка нашей газеты стала свидетельницей этой трогательной встречи»
К кабинету немецкого языка я подошёл за минуту до звонка. Услышал за дверью голос Лидии Николаевны учительница говорила на немецком языке. Я невольно прислушался. На несколько секунд будто бы очутился в центре Берлина, где мой слух часто улавливал немецкую речь, слегка искажённую русским акцентом. Трель звонка развеяла наваждение. У меня за спиной резко распахнулись сразу три двери. Оттуда в коридор вышли шумные группы пионеров, будто уже стоявших перед звонком у порогов кабинетов на низком старте. Голос Лидии Николаевны за дверью смолк. Его сменили голоса одиннадцатиклассников.
Я на шаг сдвинулся вправо от входа в кабинет за три секунды до того, как оттуда появился первый представитель одиннадцатого «А» класса. Парень узнал меня (после статей в газетах меня узнавали все старшеклассники сорок восьмой школы), поздоровался. Поздоровались со мной и шагнувшие вслед за ним через порог две симпатичные круглолицые девчонки. Они кокетливо улыбнулись будто бы позабыли, что я всего лишь «десятиклашка». Одиннадцатиклассники выходили из кабинета один за другим, кивали мне, приветствовали устно, протягивали руки для рукопожатий. Поздоровалась со мной и Лена Зосимова.
Она удивлённо приподняла брови и спросила:
Василий, ты меня ищешь?
Рад тебя видеть, Лена, сказал я. Нет, сегодня я явился не к тебе. Жду нашу классную руководительницу.
Я указал на приоткрытую дверь кабинета.
Зосимова улыбнулась.
Значит, мне повезло, что я тебя встретила, заявила она. Как раз вспоминала о тебе.
Лена поинтересовалась, как продвигалось выполнение моего комсомольского поручения. Я заверил комсорга, что уже сегодня вечером передам пригласительные открытки в отдел кадров завода. Ещё Зосимова сообщила, что в следующую субботу после уроков состоится первая «общая» репетиция праздничного концерта. Я пообещал, что мы с Черепановым непременно на эту репетицию явимся. Лена поздравила меня с выходом статьи в «Комсомольской правде», словно это была очередная похвальная грамота. Сказала, что я неплохо выглядел на фото в газете. Заявила, что припрятала дома одну газету непременно сохранит её «на память».
Зосимову окликнули подруги Лена попрощалась со мной и поспешила к одноклассницам. Я взглянул ей вслед. Задержал взгляд на раскачивавшихся в такт шагам девчонки заплетённых в толстую косу волосах. Заметил, что кончик косы будто бы поглаживал комсорга школы по ягодицам. Пожал руку очередному одиннадцатикласснику и вошёл в кабинет немецкого языка. Лидия Николаевна сидела за столом, делала запись в классном журнале. Она заметила меня, поздоровалась. Я взглянул на
её лицо отметил, что круги вокруг её глаз слегка посветлели (словно Некрасова сегодня ночью хорошо отдохнула). Прикрыл за собой дверь.
Что случилось, Вася? спросила учительница.
Должно быть, это «случилось» читалось у меня во взгляде.
Здравствуйте, Лидия Николаевна. Хочу с вами поговорить.
Некрасова положила на журнал авторучку. Я отметил, что одиннадцатый «А» покинул класс в полном составе. Поднял с пола тетрадный лист положил его на первую парту. Подошёл к учительскому столу, уселся на лавку за первую парту (занял место Нади-маленькой). Уточнил у Лидии Николаевны, нет ли у неё сейчас очередного занятия Некрасова мне с иронией в голосе ответила, что «освободилась до понедельника». Я взглянул на учительницу и невольно вспомнил ту, восемнадцатилетнюю девушку Лиду, которую видел вчера на фотографии. Заодно я воскресил в памяти и улыбчивое лицо светловолосого танкиста.