Ничего себе, перевод в уголовный розыск! Да быть такого не может. Одно дело, если сержанта запаса ставят на должность участкового, а через полгода присваивают ему звание младшего лейтенанта милиции, совсем другое инспектор уголовного розыска. Там и опыт должен быть, и хоть какое-то образование, кроме средней школы.
Николай Васильевич постучал карандашом по настольному стеклу, сломал грифель, удивлённо посмотрел на него. Оказывается, стучал не тем концом, и продолжил:
Но и держать тебя я не буду. Я ведь вижу твой потенциал и понимаю, что если судить по большому, то держать тебя здесь всё равно, что делу вредить. Как участковый ты на две головы выше остальных. Вот, разве что до дяди Пети не дотягиваешь, но до него мало кто дотянет.
Уровень дяди Пети это вообще нечто. Но такого уровня я ни разу не видел, даже потом, когда отслужил в милиции двадцать с лишним лет, и на участковых понасмотрелся. Но Петр Васильевич уникум.
А начальник, между тем, продолжал:
Только не зазнайся мне тут раньше времени. Много до тебя таких было, которые взлетели неожиданно, да быстро упали.
Шеф посмотрел на меня хитровато:
Сам-то что думаешь?
После такого откровения своего руководителя, который на похвалу был не то, что скуп, а неимоверно жаден, «валять ваньку» было
неуместно.
Да, Николай Васильевич, были предварительные разговоры (это я о предложении Джонсона, значению которому я не придал), но чего уж тут прежде времени языком чесать? Вот и молчу. И если мне окажут такое доверие перейти в розыск, постараюсь это доверие оправдать.
Златин засмеялся:
Да передо мной-то в своей преданности уголовному розыску не клянись. Оставь это для будущего начальства!
Он вдруг сменил тему:
А ты хоть знаешь, как тебя товарищи по службе за глаза зовут? Они же тебе кличку придумали.
Как?
Этого я не знал. Если кличка обидная, то это плохо. У меня в жизни кличек никогда не было. Ну, за исключением школы, когда дразнили «Вороном», а то и «Вороной». Но это и не считается.
Златин посмотрел на меня с еще большим ехидством, выдержал паузу, потом изрек: Старик!
Златин внимательно посмотрел на меня. А я обалдел. Вот это да! Такого я ещё не слышал. Неужто по мне всё-таки что-то заметно? Что-то такое, что я сам не контролирую? Образно говоря, из-под звездочки младшего лейтенанта полковничьи погоны лезут?
Не должно же такого быть, а ведь и впрямь, в точку! Сознание-то мое и опыт никуда не делось, все при мне, пусть и с поправкой на сорок с лишним лет.
Вот здесь надо было начинать играть.
Да почему же старик-то? с толикой обиды в голосе спросил я. Что уж я, дряхлый такой? Мне ж двадцать один только. Я уже и после больницы оклемался. Вон, мой председатель опорного пункта зарядку предлагает делать. Думаю скоро начну.
Да ну, дело-то не в этом, усмехнулся Златин. Вот, сам-то подумай, пораскинь мозгами, почему тебе такую кличку дали?
Я только пожал плечами дескать, ума не приложу.
Шеф приготовился загибать пальцы.
Перед начальством никакого пиетета. Семенов тут на днях ржал и рассказывал, как ты его инструктировал для разговора с прокуратурой про повторный осмотр по убийству как её?.. Этой твоей Коркиной. И вообще, на некоторых майоров, как на своих подчинённых смотришь. В мое время младшие лейтенанты на майоров смотрели, словно на господа бога. А ты?
Он загнул мизинец:
После больницы позабыл всё, как старый дуралей. Людей путаешь, про прежние договорённости не помнишь. Ранение-то не в голову, чай, чтобы забывать всё. Я уж собирался в больницу звонить может, ты там с койки упал, башкой стукнулся?
Безымянный палец тоже оказался загнут. А я вспомнил, как мы, плюнув на всё отечественное вместе со страной, по-плебейски перенимали американскую привычку подтверждать перечисление разгибанием сжатых в кулак пальцев. Стали американцами от этого? То-то и оно!
Представляешь, ты уже так себя поставил, что мне иной раз чудится, что я не с подчиненным разговариваю, а с коллегой, усмехнулся Златин.
Эх, Николай Васильевич, знал бы ты правду. Полноправными коллегами мы с тобой станем спустя много лет, когда ты будешь начальником одного отдела милиции, а я другого. Впрочем, может и так все повернуться, что и не станем.
Пойдём дальше. Ленинград Санкт-Петербургом называешь, как будто в прошлом веке. Ладно бы еще Питером звал, а то, по старорежимному. Кто ж ты, после этого? Старик и есть.
Николай Васильевич посмотрел на меня, усмехнулся, потом добавил уже более снисходительно:
Да шучу я, шучу! Но прозвище уже приклеилось, так что, носи без обид. А лучше так, чтобы люди с уважением его произносили. Знаешь, у кого такое прозвище было?
Я помотал головой, делая вид, что не знаю, а Николай Васильевич со значением сказал:
У Ленина такое прозвище было, когда ему еще и тридцати не было. Фильм я недавно смотрел.
Что ж, ничего против товарища Ленина я не имею. Умный человек был, чтобы о нем не говорили.
Златин, уронив карандаш, собрался было нагнуться, чтобы поднять, но места было мало, поэтому он только махнул рукой. А я хотел сделать полезное для начальника, но карандаш, похоже, куда-то закатился. Ладно, не последний карандаш начальника.