Вовке, который не знал здесь никого, было фиолетово, Софрон в друзьях у парня, которого он ударил, или еще кто, поэтому он только с любопытством спросил:
Так это Софрон тебе зубы выбил, чтобы легче у него отсасывать было?
Парень побелел и ушел на свою койку Потом собрал свои вещи, пошел к дверям, около них остановился, сказал, обращаясь к Вовке:
Ты труп. И вышел, хлопнув дверями.
Зря. Зря, ты, паренек, так сказал, неодобрительно буркнул однорукий, ты что, не в курсах, что софроновская кодла здесь весь поселок держит, так что херовато тебе придется, на ножи поставят.
Валентиныч, ну чо ты опять к парню пристал. Ты не понял, что он от молнии все соображение потерял, слыхал, как он с докторшей говорил, как не русский, опять подал голос дед с дальней койки. Ты лучше расскажи ему, что да как, объясни, а то выйдет из больницы и зарежут в подворотне.
Да бросьте вы, мужики, меня пугать, ломающимся голосом сказал Вовка, если из-за каждого петуха серьезный вор будет на перо ставить, так его самого живо опустят. Если этот Софрон узнает, что этот пидор его другом назвал, сами представляете, что с ним будет.
Опять в палате повисло молчание.
И тут подал голос один из молчащих до сих пор больных. Это был крепкий мужчина с насмешливыми, внимательными глазами. Уши у него были, видимо, сломаны неоднократно, и Вовка давно просчитал, что это кто-то из бывших борцов.
А скажи, парень, где это ты так наблатыкался, что понимаешь, когда ставят на перо, а когда нет.
Так что тут такого, дяденька,
у нас в поселке через дом да через два кто-то сидит, а кто-то выходит, не надо специально учиться, улица научит.
Говоря так, Вовка ничем не рисковал, и хотя он пользовался своей памятью, его память подростка пятидесятых годов вряд ли сильно отличалась от сегодняшних реалий.
Ну-ну, неопределенно протянул мужчина, а кто тебе удар ставил, расскажешь?
Простите, а не скажете, как вас зовут? спросил его в свою очередь Вовка. Мне дяденькой называть вас вроде неудобно.
Тот засмеялся.
Меня Николай Петрович зовут, так можешь и обращаться.
А меня Владимир Павлович, но можете звать Вовкой, прозвучал ответ.
Николай Петрович с удовольствием сказал:
Шустер, парень, так скажи, у кого занимаешься?
Николай Петрович, понимаете, я вчера после молнии вообще ничего не помнил, вот только сейчас кусками стала память возвращаться. Мне кажется, что я ни у кого не занимался, может, к вечеру вам точнее скажу. А сейчас мне конкретные вопросы задавать ни к чему, вряд ли правильно отвечу.
Ну что же, подумав, сказал мужчина, понятное дело, повидал я контуженых, а тут целая молния шарахнула, как ты еще имя свое не забыл?
Так я и забыл, сказал Вовка, хорошо хоть рядом брат да товарищи были, те мне всё и рассказали.
Они еще немного поговорили, но разговор не очень получался, потому что Вовке все время приходилось ссылаться на дырявую память. В конце концов, Николай Петрович написал карандашом на листе бумаги свой адрес и сказал:
Тренер я, брат, понимаешь, вот только учеников у меня пока маловато. Только полгода как демобилизовался. Школа спортивная у нас этим летом организовывается. Вот с сентября будем набирать учеников, тебя я приглашаю, есть у нас тренер по боксу, так что если ты ни у кого еще не занимаешься, то приходи.
Николай Петрович, скажите, а футбол у вас будет? живо спросил Вовка.
Будет, почему же не быть, и тренер у нас будет, до войны играл за «Торпедо», так что разбирается. Если в футбол хочешь, приводи и друзей, только сам понимаешь, придется тебе норов свой умерить, нельзя кулакам так волю давать, серьезно сказал Николай Петрович.
Угу, буркнул Вовка, а взрослым, значит, можно?
Хм, замялся тренер, ну, иногда и можно.
И в данном случае тоже? ехидно поддел его мальчишка.
Странное дело, разговариваю с мальчишкой, а ощущение вроде как с взрослым, как будто тебе не четырнадцать лет, а все пятьдесят, удивился его собеседник.
Тут Вовку забрали на рентген, и разговор на этом завершился. После рентгена его путь лежал в лабораторию, где ему иглой Франка хотели взять кровь.
Но когда лаборантка, мазнув спиртовым шариком сначала по игле, а потом по пальцу, хотела взять кровь, Вовка спрятал руку за спину.
Ты что, мальчик, трусишь? удивленно спросила девушка, едва ли старше его лет на пять.
Нет, не трушу, а колоть этой иглой не дам. Мне гепатит Б совсем ни к чему.
Лаборантка открыла рот от удивления.
Какой гепатит, я не знаю такого.
Ну, в общем, или доставай иглу, которой сегодня еще не кололи, или не дам брать кровь, сказал Вовка и демонстративно отвернулся.
Девушка, что-то бормоча о малолетних придурках, подошла к стерилизатору и достала другую иглу.
Вовка крикнул:
И не вставляй ее в эту хреновину, уколи без нее.
То ли от растерянности, то ли от злости, но лаборантка так ему уколола палец, что кровь потекла чуть ли не ручьем. После взятия анализа он пошел в палату, в которой уже сидел его брат.
А ты откуда взялся? удивился Вовка.
Вместо ответа тот показал на распахнутое окно.
Ну, ты как здесь? спросил Мишка с опаской. Тебе лекарства не кололи?