Нравится БРИГАДА С. Я завожусь от них, а это то, что они хотят от публики добиться. Энергия у них хорошая.
То, что нравится АКВАРИУМ- - не
новость. Причем именно мое отношение к Борьке мешает мне разглядеть его слабые стороны, которые у него есть. Вот он со мной так не поступает, хотя ему я тоже нравлюсь. У меня здесь его музыка не связывается с человеком. Мне нравится Майк, хотя это не сразу пришло.
- ДА, МАЙК ГОВОРИЛ: "Я ОЧЕНЬ НЕ ПОНРАВИЛСЯ МАКАРЕВИЧУ НА СВОИХ ПЕРВЫХ КОНЦЕРТАХ В МОСКВЕ".
- А выглядело это так: я сидел за пультом, подходит ко мне интеллигентный такой человек; говорит: "Здравствуйте, вот я сейчас буду выступать, можно здесь гитару сделать вот так Да, спасибо большое, извините пожалуйста" Потом выходит на сцену и сразу: "Ты дрянь!" А у меня тогда была позиция: раз уж ты такой человек, будь и на сцене таким. Но все равно, рок-н-ролльный дух в Майке не умирает.
В КИНО не въезжал до тех пор, пока не послушал новый альбом "Звезду" Очень хороший, потому что на мое ухо, исчезли Борькины фразы, Борькины интонации и образовался очень хороший, простой и тяжелый звук.
ДДТ вообще ни разу не слышал. Столкнулся с Шевчуком в дверях на мемориале Башлачева, несколько секунд оба думали, здороваться или нет, потом он решил, что не стоит, и прошел.
- КАК ТЫ ОТНОСИШЬСЯ К ПОНЯТИЮ ГЕРОЯ - ЛИРИЧЕСКОГО, РОМАНТИЧЕСКОГО, АНТИГЕРОЯ?
- У меня не возникает мысли о героизме или антигероизме, потому что они не несут для меня какую-то социальную программу. Это для меня просто шоу, попс. Я очень уважаю Петю Мамонова, за мастерство. Но он себе придумал очень узкие рамки, и как только он пытается за них выйти - ничего не получается. Потому что его герой - этот дебил - уже не может быть другим. И он вынужден вернуться на свои рельсы, он там совершенствуется - лучше падает Больше, чем сказано из этой маски уже не скажешь. Дебил - он и есть дебил. А если не придумываешь себе маску - героическую или антигероическую - тебе открыты все темы.
- У БГ ЕСТЬ ТАКОЕ ПОНЯТИЕ - "ИДЕЯ АКВАРИУМА". ЕСТЬ ЛИ ИДЕЯ "МАШИНЫ ВРЕМЕНИ"?
- Нет. Во всяком случае, не думал. За все время были две-три песни, которые мы начинали делать, а потом бросали. Ощущали, что они не наши. Был период, когда мы меняли краски очень сильно. Мы брали скрипача, потом скрипач уходил, и мы с Саульским начинали играть чуть ли не Махавишну, потом кто-то уходил в очередной раз Сейчас хочется сделать звук еще более скупым.
- РАССКАЖИ ПРО ЛЮДЕЙ, КОТОРЫЕ ИГРАЛИ В СОСТАВЕ "МАШИНЫ".
- Ну, про всех не расскажешь. Ильченко - он загадочный для меня человек. Я очень хорошо к нему отношусь, но в нем совмещаются вещи, несовместимые вроде. Он хиппи до мозга костей, и вдруг в нем коммерческая жилка просыпается. Он что-то начинает мастерить - у него выходит. Я его привез в Москву, он у меня полгода дома жил, и я от этого в конце утомился, потому что эта его бесшабашная хипповость я серьезнее, что ли. Вместе мы ни одной песни не написали, были его, были мои, мы их вместе играли, получался хороший звук. Он моментально пишет. Я ему говорю: Юра, вот тут надо подправить - две строчки корявые. А он отвечает - ну и черт с ними, они не главные. Мне же надо было довести всё до конца.
Кавагоэ - прекрасный человек, но работать с ним трудно. Он японец и голова у него наполовину японская. Логика вся наоборот и это для него естественное состояние. В музыке это помогало, потому что он находил для простых вещей совершенно неожиданное решение. Но где-то нужно и "дважды два" сказать. И тут я наталкивался на стену.
Маргулис, когда к нам пришел, ему было лет 19. Я его спрашиваю: Женя, ты умеешь на бас-гитаре играть? Он говорит - нет. Я: - Ну, это просто, я тебе сейчас покажу. Он попробовал и говорит: может, я лучше на гитаре буду играть? Я говорю, Женя, понимаешь, на гитаре играю я. То есть, разговор на уровне детского сада. Но через два месяца играл вполне прилично. Он никогда не влезал в идеологические музыкальные споры, не любил, когда ругались, а вот Кавагоэ не мог без этого жить.
Ну а потом нас как-то раз попросили, сыграть на одном концерте бесплатно. Кавагоэ никак не мог понять, почему это мы должны ехать и играть для каких-то художников за так. Я его уговорил, он с неохотой поехал, с неохотой все это было сыграно, но не мог понять, что я просто хорошим людям хочу сделать хорошо. После этого концерта я сказал, что всё, я с Сережей больше не играю. Маргулис маялся несколько дней, потом пришел и сказал, что остается с Сережей, потому что ему тяжелее, чем мне. Я думаю, что они оба несколько от меня устали, потому что я привык доводить дело до конца.
Я остался один, встретил Кутикова, мы когда-то вместе играли. Было такое впечатление, что он давно к этому готов: какая ерунда, сейчас все сделаем. Барабанщик есть - Ефремов, есть еще один мальчик, на пианино играет - Подгородецкий. Мы собрались и пошла другая музыка. Я от этого завелся - от новых людей идет свежий дух такой.
Сейчас у нас с Александром основное противоречие - рабочее.
Он слушает что-то новое, например, появился Габриэль новый - он сразу хочет это сделать. Не потому, что хочет быть на это похожим, а хочет попробовать, использовать. А я слышу что-то новое - мне хочется от этого уйти в сторону. В результате долгих базаров у нас получается что-то среднее. Не знаю, хорошо это или плохо, но мы на этом стоим.