«Сейчас те травы касаются и моей кожи», подумала Бедда.
Она осторожно дотронулась до ложбинки под левым плечом, где ткань платья немного топорщилась. Там скрывался плоский мешочек с травами, который пришила Гортензия, повинуясь указаниям Себастьяна. Травы источали нежный аромат, напоминающий тимьянный, как сказала тогда Гортензия, сморщив нос. И теперь маленькая подушечка прижималась к уродливому красному пятну, которое осталось у Бедды после прикосновения когтистой лапы из тумана. Спина выглядела еще хуже, там темнели едва поблекшие следы, оставленные четырьмя страшными пальцами.
Снадобье Себастьяна принесло облегчение и прогнало онемение в плече, от которого по руке и всему телу распространялся потусторонний холод, будто медленно превращавший Бедду в лед. Ее сердце забилось быстрее, и она едва не лишилась чувств. Должно быть, так сказывалось благотворное действие трав.
Бедда уже знала, что будет дальше. Хранитель моста покинул дубовый трон и бережно, словно раненую птицу, поднял ее
и усадил на свое место. Затем он встал рядом, будто страж, а старик Пфиффер, Гортензия и Биттерлинг присоединились к Бозо за столом.
Откуда-то из толпы вынырнула Хульда и встала по другую сторону большого дубового кресла. Она потянулась к руке Бедды и крепко ее сжала.
Держись! сказала Хульда. Я с тобой.
Бедда одарила подругу едва заметной напряженной улыбкой. Она сидела на двух толстых подушках у всех на виду и оттого смущалась, стесняясь своего слишком широкого платья, которое висело мешком на исхудавшем теле.
Многие недоумевали, в чем тут дело, и в то же время были потрясены, увидев Бедду, некогда столь оживленную, в заметном упадке сил. Более того, почти никто не заметил, что не хватает гостя, которого ждали с таким нетерпением.
Святые пустотелые трюфели! высказался Венцель Рехерлинг, толстый и громкоголосый пекарь из Зеленого Лога, выглядывая из оконной ниши поверх голов соседей. Прежде всего, мы хотели бы знать, что пережил наш дорогой Бульрих Шаттенбарт в Сумрачном лесу. Если он вообще что-то пережил, а не просто с самого начала застрял под корнями нашей старой деревенской липы. Может, из-за него она и упала, кто там разберет, елки-поганки? У самого скрытного из всех Шаттенбартов с той ночи не все ладно с головой, это все заметили, когда поутру нас вытряхнули из постелей и
Да угомонись же ты, наконец, болтун! возмущенно огрызнулся Квирин Портулак, сосед Гортензии через улицу, и любопытный гость послушался и умолк.
Тем временем поднялся старик Пфиффер. В мгновение ока все притихли как мыши то ли из-за его серьезного вида, то ли из-за присутствия столь редко покидавшего свою башню хранителя моста, маячившего на заднем плане, а может, просто из любопытства. Одилий заговорил, и его чистый голос разнесся по всему залу, от одной стены с камином до другой:
Дорогие друзья с ближних и дальних холмов, добро пожаловать! Я благодарю за то, что вас собралось так много, точно опят после летнего дождя. И мне бы очень хотелось, чтобы повод для этого необычного собрания был счастливым. Однако это не так, и я подозреваю, что большинство из вас это уже поняли. Ведь даже погода в Холмогорье больше не радует, о солнце мы и не вспоминаем. Вот по этой самой причине я и собрал вас со всех концов нашего Холмогорья чтобы поговорить о Волчьей ночи. Я и мои спутники не единственные, кто пережил в ту ночь зловещие и устрашающие события. Теперь мы хотим услышать, что произошло в других местах. Вряд ли кто-то вспомнит, когда в последний раз собирался большой совет, особенно в таком важном месте, под защитной сенью великой липы. Над нами нависли мрачные тени, подобные тем, что недавно явились в Холмогорье. И дальше будет только хуже: судьба всех квенделей находится под угрозой после событий той ночи, изменившей все.
Он многозначительно помолчал, давая собравшимся время, чтобы осознать серьезность случившегося. Все напряженно притихли.
Не только у каминов этого почтенного старого заведения, продолжил старик Пфиффер, говоря чуть нараспев, будто читая заклинание, не только в большом зале под липой зимними вечерами рассказывают старинные легенды, что наполняют слушателей приятной дрожью и одновременно дарят спокойный сон. Считается, что в этих байках нет ни слова правды, а все необычные места и зловещие существа, о которых идет речь, бредни выживших из ума стариков. Не верят в легенды даже в селениях, которые располагаются в опасной близости от того самого леса, чьей мрачной или даже, не побоюсь сказать, сумрачной сени мы благоразумно избегаем уже на протяжении веков, защищаясь от нее высокими изгородями и держась на расстоянии. Наш добрый народ нашел, казалось бы, безопасный дом среди милых зеленых холмов. Но в самом их сердце лежит Сумрачный лес.
При упоминании зловещего места некоторые опустили головы, словно сгорбившись под тяжестью вестей, которые, без сомнения, вот-вот должны были прозвучать.
Даже обретаясь по соседству с печально известным темным лесом Холмогорья, до сих пор едва ли кто-то верил, что им, ничего не подозревающим, грозит опасность. Прежде у нас хватало ума не ступать туда, где может таиться беда, если по глупости бросить ей вызов. Это понимал любой разумный житель Холмогорья еще до того, как Эстиген Трутовик и его последователи встретили свой трагический конец.