Петров?
Он самый.
Да, травма была жуткая, но оставлял я его в реанимации вполне жизнеспособного, ничего не предвещало беды, как говорится.
Я заворачиваю направо по коридору в сторону кабинета заведующего.
Всё же хорошо было.
Было. Первые два дня. И динамика положительная наблюдалась. Тётя Ксюша за столько лет служения людям даже говорит медицинскими терминами и, наверное, диагнозы может верные ставить, и лечить. А потом он умер. Мать у мальчика журналистка, она грозит судами, разбирательствами и всеми карами небесными. Утверждает, что ей кто-то по секрету в коридоре шепнул, что организм ребёнка не справился с наркозом, вот сердце и остановилось. Под Борю твоего начали копать. С утра сегодня отстранили приказом. Из следственного комитета карты запросили. Из Комитета проверку прислали. Мать с утра у Михалыча скандалит.
Я внимательно слушаю вводные, пытаясь собрать картину воедино.
Как на самом деле было дело, знаете? тихонько бросаю через плечо.
Узнаю, что смогу, говорит мне в ответ.
Я как раз дошёл до нужного мне кабинета заведующего отделением Кузнецова Евгения Михайловича. Изнутри доносятся крики. Решительно стучусь.
Доброе утро. Котёночкин. Звали?
Завотделением измочален и взвинчен, устало кивает мне и равнодушно указывает на стул. Он меня ещё не звал, я сам пришёл, дабы не откладывать вопросы в долгий ящик.
Напротив стола сидит женщина лет сорока пяти, ухоженная, породистая, с брюликами в ушах и злым выражением на лице. Несмотря на её взлохмаченность, она выглядит не убитой горем матерью, а злой собакой, готовой вцепиться всем в глотку. Странная реакция. Хотя я раньше с такой ситуацией никогда не сталкивался смертей в моей практике не было. Все мои пациенты уходили домой живые и здоровые.
А тут прям
Я вас по судам затаскаю! Я вам покоя не дам! Вы мне за всё ответите! Вы за смерть ребёнка заплатите! Да вы знаете, кто я?! громко кричит женщина.
Да, устало перебивает заведующий. Вы уже говорили. А я вам ещё раз повторяю: будет ведомственная проверка, будут результаты вскрытия, тогда всё будет ясно.
Какое вскрытие? Вы издеваетесь?! Я не разрешаю резать моего мальчика! Моего маленького, голос её затухает, и она начинает тихо плакать, раскачиваясь на стуле.
Выхожу в коридор, ловлю постовую медсестру.
Успокоительного занесите, пожалуйста. И стакан воды. Только закрытую упаковку. Не высыпайте в стакан. А то нас потом засудят.
Медсестра послушно кивает и бегом мчится на пост. Возвращается со стаканом воды и коробкой с таблетками.
Возвращаюсь в кабинет, женщина так же тихо плачет, надрывно, как щенок. Ставлю перед ней стакан с водой и кладу лекарство.
Это успокоительное. Вот, прочитайте. Вам надо выпить сейчас две штуки и запить водой, пытаюсь говорить медленно и спокойно.
Вы кто? спрашивает шёпотом.
Анатолий Климович. Хирург. Это я оперировал вашего сына. Выпейте и поговорим.
Женщина, клацая зубами о край стакана, запивает таблетки.
Как же так? спрашивает, глядя мне в глаза. В них теперь боль и отчаянье. Как же я без Сенечки?
Вам есть кому позвонить, чтобы успокоиться и не быть одной? Кто-то может вас сопроводить домой? Муж? Подруга? Сестра?
Она медленно и тормознуто качает головой.
Никого. Ни мужа, ни подруги. Вот теперь и Сенечки нет. И снова поток слёз.
Анатолий Климович, отвези, а? Ты всё равно отстранен на время проведения проверки, просит Евгений Михайлович.
Я-то почему?
Вместе с Кашиным отстранён. Не мне тебе объяснять, машет
он рукой мне, мол, иди.
Иду на выход, прихватив плачущую женщину. Имени мне так и не сказали, а из документов я и не помню, как её зовут.
Маргарита Игоревна, раздаётся шёпот над ухом. Журналистка. Известная. Расследует скандальные истории, специализируется на политике.
Хмыкаю: у нас вся политика скандальная, пиши не хочу. Усаживаю Маргариту Игоревну на стул и отхожу в сторону.
Сын единственный был, поздний. Отец шишка какая-то, женат, сына не признал, но ей помогал.
Откуда новости?
Сплетни насобирала. Всё отделение бурлит. Ещё она детей больше иметь не может, с сожалением говорит Ксения Григорьевна.
Тоже сплетни?
Сама вижу. Мне Нафутка рассказал, что в тот день поутру Мария рыдала в туалете. А Рябой заметил, что она перед этим в палату мальца заходила.
Нафутка и Рябой не так чтобы плохие духи, они, можно сказать, старожилы больницы, ещё со времен наводнения 1824 года тут обитают. Но характер имеют отвратительный и дурную привычку следить за пациентами.
Уху. И что мне с этим всем делать?
Адрес узнай и отправь мать домой. А потом возвращайся, наставляет тётя Ксюша меня шёпотом. Я ещё что поузнаю для тебя, послушаю, что наши говорят. Авось кто и видел чего. Только вот Борис как ушёл после новостей, так и не вернулся. Как бы не натворил чего!
Я ему позвоню, даю знак постовой побыть с Маргаритой Игоревной, а сам иду переодеваться.
На ходу набираю номер Бори, но он отключен. В принципе я знаю, где его искать, поэтому не разделяю переживаний тёти Ксюши.
Сидит где-нибудь в одном из любимых баров и накачивается алкоголем с горя. Боря отличный анестезиолог, мы с ним стольких ребят с того света вытащили. Не мог он накосячить.