Зло рождает ещё большее зло, покачал я головой, Лишь добро спасёт наши души.
А-ха-ха! надсмотрщик шлёпнул ладонью по колену, и лошадь под ним испуганно всхрапнула, Ну, точно, Хмарока тебе в душу. Больные! А я уж испугался, думал, мне прилетит от Толстого, что я тебе все мозги вышиб.
Он ткнул мне в плечо копьём.
Ну так что, из-за бабы, да? Они же, листвячки-то эти, такие соски м-м-м, закачаешься, да? Я видел одну на проповеди в Камнеломе, ох, и красотка. Соблазнила тебя, видать, такая, вот и потащился за ней?
Я задумался, что ему отвечать, ну тут голос подал бард:
О-о-о, Сияновы сиськи, тут ты прав. А как они поют, ты слышал?
Заткнись, горлопан, мощный тычок копьём пришёлся прямо в спину барду, и тот, выгнувшись от боли, тихо замычал.
Наверное, этот беззубый и вправду поспорил на деньги. Вот и притащился выяснить, что да как.
Или толстый бородавочник и вправду обещал с него стянуть три шкуры за то, что слишком крепко меня избил. Почему-то я нужен ему целый и невредимый, и это касается и моего рассудка.
К вере не приходят через плотские страсти, я покачал головой, Но если ты хочешь больше узнать о Лиственном Свете, то я с удовольствием расскажу тебе, брат.
Брат тот прыснул со смеха и закатился, чуть не вывалившись из седла, Ой, не могу!
Смеялся он долго. Недалеко даже показался ещё охранник, бросил заинтересованный взгляд, потом ускакал обратно.
Ты больше не шали, моча листвячья, успокоившись, охранник потряс передо мной копьём, Или спустим упыря.
Он цокнул лошади, и быстренько уехал вперёд, к своим. Видимо, я хорошо поднял ему настроение.
Маюновы слёзы мне в почки, просипел бард, выгибаясь от боли, Листва, вот тебя везут на верную смерть, а ты всё про веру свою Он тебя чуть на тот свет не отправил, а ты ему проповедь, братом называешь. Вам в храмах, что, и вправду в мозги орехи сажают?
Я не ответил, снова бросив беспокойный взгляд на горизонт. Тяжёлые тучные облака там уже подкрашивались в розовый свет. Надо спешить, пока у меня есть хоть какие-то идеи.
Эй, послушница, позвал я чародейку.
Та качалась, совсем свесившись на вывернутых руках, и никак не реагировала.
Тяжко бедняжке, прошептал бард, А ты видел, громада, какая она красотка? Сиськи, как дыньки Зверьё! и он попытался сплюнуть, но только прошелестел иссохшими и опухшими губами.
Я снова позвал чародейку:
Послушница!
У нас в Северном Храме другая иерархия, листва, прошептала чародейка, Алтарница я
Старшая, я вижу.
Всё же чародейка нашла в себе силы повернуться, из-под серебристого локона блеснул её глаз.
Ты, наверное, много, где был
Точнее не скажешь, я усмехнулся, потом пошевелил пальцами ноги, звякнул цепью, Дотянешься до колышка?
Короткая цепь от браслета на моей лодыжке заканчивалась круглым ушком, надетым на колышек. Сверху колышка было утолщение, не дающее ушку слетать.
Если я попробую совладать с огнём, который дарит ярость, и нагрею ушко, оно расширится. Колдунья попробует охладить железный колышек, он станет чуть поуже. А может, я его вообще сломаю, если сил хватит.
В любом случае, попробовать стоит.
Листва, у меня нет сил.
Я попробую доплюнуть до твоих губ, самым серьёзным тоном сказал я, Ты выпьешь, это даст тебе немного
Моркатова стужь! чародейка даже выгнулась, чтобы посмотреть на меня внимательнее. Сил ей хватило, чтобы принять возмущённый вид.
О-о-о, северные твои ляжки, я ты ещё говорила, что
это я извращенец. бард затрясся от смеха, потом скривился от боли в рёбрах, и прохрипел, Продолжай, громада, у меня есть чему у тебя поучиться.
Я вздохнул. Ох уж эта низменная гордость. Вот вы тут и сидите на цепи, потому что хвалёная гордость и банальная брезгливость не дают вам шанса на побег. Служитель Тьмы может отгрызть себе руку, но никогда не будет в кандалах.
А, может, эта хладочара не боевой маг? Высокого ранга не достигнет, и судьба у неё прислуживать какому-нибудь южному шаху, охлаждать стакан воды в жару.
Так, ладно. Надо работать с тем, что есть других союзников, так искренне желающих вместе со мной сбежать, в этой телеге не наблюдалось.
Бард, с интересом подмигивая мне раненым глазом, перехватил мой задумчивый взгляд.
Эй, громада, в меня плевать не надо, тот покачал головой, Я и так перед хладочарой не в лучшем виде
Ничего ему не ответив, я снова прошептал чародейке:
Высунь язык.
Варварская твоя кровь, верно говорят, что у вас, броссов, железо вместо мозгов, послышалось от неё.
Это ты мозги отморозила, алтарница. Высунь язык и охлади его. Это ты можешь? Был дождь, воздух влажный.
Снова меня коснулся блеск её глаза из-под локона. Во взгляде прочиталось недоумение, а потом проклюнулась обида, что она сама не догадалась до такой вещи.
Колдунья несколько секунд молчала, покачиваясь на цепи, и всё же, надув губы, высунула язык. Самый кончик.
Дальше, с нетерпением проворчал я, Больше воды конденсируется.
Да, да, дальше, северные твои ляжки, бард пожирал чародейку глазами, Освободите мне руки, я не могу спокойно смотреть на это.
А колдунья и вправду высунула язык на максимум. Он у неё был довольно длинный, она спокойно достала кончиком до носа, и бард заёрзал на месте.