Давай назад. В смысле, покажи мне Фёдора Крюкова.
Он, паникуя, звал солнышко и крутил головой, когда я явился к нему опять, как ангел перед верующим.
Солнышко, начал он ныть снова, спаси Ларису из тринадцатого, Абрамчика из
Стоп, остановил его я, без паники. А то я сам уже того. Дай подумать, не плачь.
Думалось с трудом. Кофеин выветрился, будто его и не было. Мозги начали размякать, а рот открывался для зевоты всё чаще. Требовалась подзарядка.
Я отложил тарелку, предварительно остановив бег яблока, сверился со временем и пошёл ставить чайник. Как хорошо, что «выдач» почти не осталось.
Пока кофеин остывал в чашке, я порылся в местных чатиках. Пропавшими
детьми гудел весь городской интернет. Обвиняли правительство, инопланетян, подозрительных приезжих, рабочих со стройки, международных торговцев детьми и взбесившихся особенных. Но одну линию гнули через все чаты, будто нарочно педофил с кладбища. Тот, кто подбирался к детям уже давно. Тот, кого прогоняли, а он всегда возвращался. Мерзкий шизик, которого в детстве о спинку кровати не добили, а в психушке недолечили.
Очень страшные и неприятные вещи писали, и это пробирало до ненависти в жилах, минуя мозг, задевая эмоции. И народ в сети склонялся к тому, что детей выкрал кладбищенский педофил, а полиция будет три дня бездействовать.
Людей можно было понять, но разгорающийся массовый психоз нет.
Я бросил кофе остывать и вернулся к артефакту.
Кручу-верчу, посмотреть хочу. Катись, наливное яблочко, по серебряному блюдечку и покажи мне отца.
Мой ближайший и единственный родственник уже вышагивал где-то в районе центра или типа того. Вид у него был недовольный, но очень решительный. Рядом шагал дядька Гарри друг его, кучерявый брюнет преклонного возраста. За полвека причесываться не научился, а всё туда же приключений ищет. Вообще их четверо, просто ещё двоих я не знаю. Одного только в лицо это с папиной работы, а второго вообще впервые вижу.
Ваши-то придут? выкрикнул тот, что с работы. Поддержат стариков? Мой бы сын подъехал, но он в командировке, не смог А ваши что? Не та уже молодёжь. Бабки, бабки, и ничего им больше не нужно. Я не прав?
Отец что-то буркнул в ответ, но я не услышал, потому что начал подниматься вверх над улицей. Со всех сторон сходился народ, по улицам шагали и молодые, и старые. По двое, по трое и в одиночку, но текли они все в одну сторону к центру, к зданию мэрии, туда, где возвышалась сохранившаяся ещё с восемнадцатого века башня с часами на верхушке. Очень многие народные протесты, бунты, восстания нашего округа начинались именно там. И как их не назови ни к чему хорошему они не приводили. У бедного дурачка (когда я успел его оправдать?) оставалось всё меньше и меньше времени.
Если они погрузятся в машины или автобусы, то будут у ворот кладбища через двадцать минут. Если пойдут колонной через час-полтора. Автобусы у них есть.
А что это за морок над нами летит? Вон там, выше горизонта.
Задумавшись, я не сразу обратил внимание на выкрик отца, а когда понял, было уже поздно. Десятки глаз щурились там внизу, пытаясь разглядеть, куда показывает старик.
Это нечистые закон неиспользования нарушают! Обнаглели совсем! Есть у кого ружьё? Я бы вальнул. А что там за рожа внутри, или мне кажется?
Я дернулся к яблоку и прервал сеанс связи. Последняя фраза от дядьки Гарри прозвучала. И последнее, что я увидел и сумел впечатать в мозг, как ожог, это внимательные, прищуренные глаза отца. Но было ли в них узнавание? Понял ли он, кто болтается посреди миража, как отрубленная голова раба? Насколько хорошо он видит после стольких ночных смен, прожитых лет и выпитого алкоголя?
Узнал ли меня батя и что подумал, если да? Но сейчас нет времени на эмоции, вперед к яблочку, пока кофеин действует.
Таак. Я потер руки. Кто-то прижав ладони к стеклу пытался заглянуть внутрь. Как не вовремя. Видно же закрыто.
Нет ребята, так деток не спасешь. Сделав вид, что не заметил страждущего клиента я забрал артефакт и скрылся за полками у стола для отдыха, предварительно выключив свет.
Надо бы переместиться домой и там уже в спокойной обстановке что-то решать. Но пока я добегу может много чего плохого случиться, да и не надежно там. Здесь посижу, если директор не заметит сверхурочную работу. Нужно действовать решительней.
Кручу-верчу, посмотреть хочу. Катись, наливное яблочко, по серебряному блюдечку и покажи мне Федора Крюкова.
Где-то в глубине своей паскудной лицемерной душонки я надеялся, что паренек бросился в бега. Что он виновник всего происходящего и спешит перепрятать следы преступления или спрятаться вместе с детьми в своем вонючем убежище где-то на заброшенном заводе, а мне останется только проследить за ним и сообщить полиции где находятся пропавшие детки. У меня даже визитка есть. Дома где-то на полке валяется, под лампой.
Но это был не он. Федя сидел в своем вагончике, у кровати, прямо на полу. Обнял руками свои же ножки и рыдал перечисляя детские имена.
«Афанасий, Лерка, Жорик, Юлечка, Дашуля. Где же вы где?»
Дверь он забаррикадировал. Сунул швабру поперек, так чтобы нельзя было открыть. Навалил матрасов, стул подставил. Ну такое. Разъяренные горожане вынесут за две минуты. Что интересно никакого оружия при себе Федя не держал хотя бы кухонный нож или спичечный коробок в кулаке. Абсолютно беззащитное существо.