Другие едоки не отставали, но было ясно, что всё съесть не получится. Это же сколько отличнейшей еды будет выброшено завтра утром!
Наутро Брен уже не предавался печальным мыслям. Он, как и все мужчины селения, лежал в постели и переваривал.
Хлеб с окультуренного поля Броен сумел собрать и высушить. Всяких заготовок получилось одному с большим избытком, на всю зиму и весну. Но это одному, а рядом стоит селение, многие десятки людей, которые не запасли на зиму ни единого зерна. Невозможно жевать копчёную оленину, зная, что сосед умирает с голоду. И неважно, что он сам в этом виноват.
Не раз Брену представлялось, как он, разваривает в керамической посудине зерно, крошит туда вяленое мясо и оделяет соседей малыми порциями, чтобы на дольше хватило. Самое трудное проследить, чтобы чуть живые люди не уносили нищенский паёк в жертву Мукато.
Согревала его мысль, исполненная надежды, что те, кто выживет во время весенней голодовки, на будущий год начнут делать запасы, а жертвы грязной луже станут приносить чисто номинальные. На тебе, боже, что нам негоже.
На деле всё получилось не так, как задумывалось.
В один из вечеров, когда мужчины уже поднялись после дневного сна, а время сна ночного ещё не наступило, Чимга появился возле юрты Брена.
Завтра с самого утра мы переселяемся в тайгу. Ты пойдёшь с нами или останешься здесь?
Даже не знаю. У меня здесь запасов на всю зиму, но только на меня одного. А чем люди там перебиваться будут?
Ничем. Народ будет гинуть, что мухи по осени. Иной раз до лета половина людей не доживает.
Читать мораль о необходимости делать запасы было поздновато. Стравили всё ненасытному Мукато, теперь ждите голодной смерти.
Я, пожалуй, останусь здесь, медленно произнёс Брен, а ты, когда совсем прижмёт, заходи, постараюсь поделиться, если, конечно, будет чем. Завтра с утра пойду вас проводить, чтобы знать, где ваше зимнее стойбище.
С утра, ещё до рассвета, все мужчины рода проснулись и отправились на поклонение Мукато. Тащили мешки, кульки с какими-то дарами, швыряли их, не разворачивая, в непроницаемую черноту. Жратвы там, конечно, не было никакой, но и то, что было, тонуло немедленно, исчезая с глаз.
Один из неудачливых охотников, сломавший неделю назад ногу, прихромал к самому урезу жидкости и опустил туда конец своего костыля. Постоял с полминуты и вытащил наружу уже не клюку, а жалкий огрызок. Калека довольно кивнул, швырнул остаток посоха на пожрание Мукато. Надо же, он и сухое дерево лопает, проглот окаянный.
У Брена в руке тоже была зажата палка. Многолетняя
привычка из дома без трости не выходить. Осторожно окунул конец трости в липкую густоту, слегка перемешал. Чёрные капли стекали с обсосанной палки. С этой дубинкой Брен ходил несколько лет, она пересохла до невозможности, но всё равно Мукато растворил её.
В глазах собравшихся можно было прочесть одобрение. Народ полагал, что Брен принёс Мукато жертву.
Освободившись от даров, мужчины возвращаются в селение. Всюду царит страшный разгром. Большие горшки, глиняные жаровни, на которых готовилось угощение для недавнего пиршества, всё куда-то делось. Унести их вряд ли получится, значит, где-то спрятаны. А может быть, их и вовсе переколотили; с этих станется.
Калеке выдали новую палку, женщины взвалили на многострадальные спины узлы с вещами, и вся громада отправилась в путь.
Было неловко прогуливаться налегке, в то время, как женщины волокут неподъёмную тяжесть. Вмешиваться Брен не стал, чужие обычаи так просто не меняются. Он всего лишь срезал тонкую рябинку и изготовил новую палку взамен съеденной изголодавшимся Мукато. Брен привык ходить по лесу с палкой и не собирался отказываться от устоявшихся привычек в угоду какой-то грязной луже.
Затем подошёл к Чимге, который тоже шёл налегке.
Куда мы, собственно говоря, идём?
Нам не так далеко осталось. Там бьёт горячий источник. То есть, он не вполне горячий, а просто тёплый. Но он не замерзает даже в сильный мороз, что очень удобно; к нему можно ходить за водой, а не топить снег.
Туда, наверное, всякие звери сходятся на водопой: косули, олени, а то и лоси.
Поначалу так и есть, а уже дня через три такая прорва народа всех пораспугает, и они уходят, не знаю куда. К тому же, там волков много. Прошлой зимой мы одними волками питались. А волки нами. Так и жили.
Питаться волками Брену отчего-то не захотелось, и, проводив уходящих ещё немного, он повернул к дому.
Тоскливое зрелище представляет собой посёлок, из которого ушли люди. Первый день Брен никуда не пошёл и ничего делать не стал. Завалился в постель, на славу выспался, потом долго лежал, воображая себя сонным местным мужчиной. Наконец, решил всё-таки, заняться делом.
Сначала захотелось зайти в селение, посмотреть, что жители оставило в домах, и как вообще был обустроен быт. Одно дело заходить в чужую юрту под строгим приглядом хозяев, совсем иное, пусть аккуратно и ненадолго побывать там полновластным повелителем. Ближе к вечеру можно заглянуть на гору, проверить, как будет обходиться лишённый ежедневных подношений Мукато. Первый день владыка лужи скорей всего, ничего не заметит, а вот потом он должен заволноваться.