Журнал Млечный Путь "Млечный Путь, 21 век, номер 52 2025
Повесть
Давид Азоф ВОСПОМИНАНИЕ В ДОЛГОМ ПУТИ
- Сейчас, сейчас! - взмолился я, делая неудачную попытку повернуться на бок лицом к стене.
Глаза открывать совершенно не хотелось. Было так холодно, что тело онемело и не слушалось. Где одеяло? Почему отключили отопление? Опять кредит в счетчике закончился? В руке у мамы был шприц, который она воткнула мне в грудь. В самое сердце! Больно!
- Мама! - возмутился я, - ну зачем?! Я сейчас...
От боли и возмущения я стал открывать глаза. Это было чертовски трудно, сквозь полуоткрытые глаза я видел маму. Она стояла рядом с кроватью в своей вязаной бежевой жакетке, надетой поверх старого синего платья. Мама... Мамочка... Как же ты здесь? Место укола начинало жечь все сильнее и сильнее. Эта боль ворвалась в сон, взорвала его изнутри, сердце застучало сильнее, я проснулся и по-настоящему открыл глаза. Было настолько холодно, что низкий потолок и стены капсулы покрылись изморозью. На том месте, где несколько минут назад я видел маму, находился небольшой манипулятор. Шприц из моего сердца он уже извлек. С конца окровавленной иглы все еще капала дымившаяся на холоде жидкость.
- Джон Хиггс! - раздался голос откуда-то с потолка. - Джон Хиггс! Код 267!
Одновременно с этим я услышал сигнал тревоги первого уровня. Еще плохо соображая, кто я и где, я сорвал с лица дыхательную маску, с трудом встал и чуть не упал. Замерзшие конечности плохо слушались. Сердце бешено стучало, толчками проталкивая обжигающую кровь по жилам. Воздуха не хватало, я тяжело дышал, будто только что пробежал марафон. В желудке что-то завозилось, закрутилось, твердое, как чей-то кулак. Рвотный позыв сложил меня пополам, хотя желудок был пустым, я еле успел опереться о скользкую холодную стену. В холодной камере анабиоза меня прошиб холодный липкий пот. Нужно выйти отсюда, и поскорее! Код 267 не такой и страшный, но медлить тоже нельзя. Держась за поручень, я подошел к двери, она открылась, отъехав в сторону, и я, переступив высокий порог, оказался в предбаннике. Ох, как здесь было тепло! По всему телу волной пробежали мурашки. Я как мог вытерся полотенцем, потом взял с полки одноразовое покрывало и, укутавшись в него, рухнул в кресло.
- Что случилось, Акару? - спросил я.
- Хиггс, здравствуйте. Извините, я вынуждена была разбудить вас по экстренному протоколу, - сказал голос с потолка. - Несколько метеоритов повредили внешнюю обшивку.
- Что?! Мы разгерметизированы?
- Нет. Пробоины не очень глубокие. К сожалению, ремонтный робот поврежден тем же метеоритным потоком.
Передо мной появился голографический экран.
- Надо выйти, починить робота и залатать обшивку в нескольких местах.
Акару - бортовой компьютер, она же одноименный корабль - вывела на экран схему с указанными на ней местами повреждений.
- Лучше всего для выхода использовать шлюз номер пять ярусом ниже. Это ближе всего к зонам поражения.
- А вообще, где мы? - спросил я, продолжая сидеть. Мне совершенно не хотелось двигаться.
- Мы только что пересекли границу гелиосферы.
Она вывела на экран схему, показывавшую звезду к которой мы летели, окружность гелиосферы и маленькую стрелку у ее границы - наш корабль.
- Долго нам еще?
- Мы продолжаем торможение. Наша скорость на данный момент составляет двести пятьдесят семь километров в секунду. Расчетное время прибытия к целевой планете два года, четыре месяца, семь дней, три часа и тридцать две минуты.
- Ты кого-нибудь еще будила?
- Нет, только вас. Все остальные спят.
"Могла бы разбудить кого-нибудь помоложе, - ворчливо подумал я".
- Прогноз?
- На ремонт обшивки уйдет примерно шесть часов.
- Шесть часов в открытом космосе... - Я все еще чувствовал сильную слабость.
- Я сейчас сделаю тебе укольчик, и ты почувствуешь себя лучше - Акару перешла на "ты".
К моему плечу подлетел маленький дрон и, прежде чем я хоть как-то отреагировал, сделал мне укол в плечо. Я ойкнул.
- Больно? Подуть? - спросила Акару.
- Больно. Подуй, - сказал я, немного удивляясь такой заботе.
Дрон развернулся на сто восемьдесят градусов и выпустил струю холодного воздуха на место укола. Боли действительно стало меньше. Это было необычно. На других
кораблях такого отношения нет. Это был мой первый рейс на этом корабле.
- Там на полке есть пищевые таблетки. Поешь перед выходом.
- Хорошо, - сказал я, кладя таблетку в рот и направляясь к ближайшему лифту.
Таблетка зашипела на языке, растворяясь в набежавшей слюне. Я поспешно сглотнул, чтобы не захлебнуться. Лопающиеся пузырьки идущей во рту реакции, казалось, взрывались у меня в мозгу.
- Приятного аппетита, - сказала Акару.
- Шпашибо, - сказал я, ворочая во рту взбесившуюся таблетку - Я буду работать один? Кто-то еще пойдет латать обшивку?
- Нет, там работы на одного.
- Обычно наружу отправляют двоих. Один работает, другой подстраховывает. Если нужно, меняются.
- Я уверена - ты один справишься.
- А почему ты именно меня разбудила? Разбудила бы кого-нибудь другого.
- Это ваша работа, - напомнила мне Акару, переходя на "вы".
- Ну да...
- Вы отказываетесь?