Коробочкин все еще хмуро и недоверчиво смотрел на бывшего ученика, но взгляд его уже заметно теплел.
Перепугался я за тебя, шальная голова, сказал он. А за правду спасибо. Иначе все равно не поверил бы Значит, трухнул все-таки?
Трухнул, Кузьмич. Я на четырнадцатом витке хотел выйти Не тут-то было. Но все обошлось. Видать, не судьба еще
Еще раз спасибо за правду А в общем, прямо скажу: хоть ты и лейтенант и звеном командуешь, а такой же хвастун, как и все
За столом уже сидела вся семья. Прохор Матвеевич, имевший привычку перед обедом просматривать газету, отложил ее, подняв на лоб очки, пристально посмотрел на сына.
Ну, Витька, видал я нынче, как один летчик выкрутасы в небесах выделывал. В перерыв вся фабрика вышла смотреть. Что он только выделывал уму непостижимо.
Уж он, шельмец, и голубком, и кобчиком, и жаворонком Потом как завалился и пошел в землю винтом Ну, думаем, крышка Нет, вынырнул, подлец!.. Так мы аж «ура» закричали
Когда это было? равнодушно осведомился Виктор.
Да около часу дня. Прямо удивление. И как это они выдерживают? Да я бы, кажись, на месте там и помер от разрыва сердца. Ты, небось, умеешь так?
Виктор опустил в тарелку усмешливый взгляд.
Нет, папа, я еще до этого не достиг. А делал фигуры нынче один мой приятель. Мне говорили об этом.
Прохор Матвеевич разочарованно покачал головой.
Жаль, жаль, что ты так не умеешь. Просто загляденье одно.
Это делается не для загляденья, отец, серьезно поправил Виктор. Фигуры высшего пилотажа нужны летчику, чтобы ловчее вести воздушный бой. Чтобы самому увернуться от врага и сесть ему на загривок.
Да и смотреть любопытно, не скажи. Дух захватывает, когда такие крендели в воздухе расписывают, с удовольствием отметил Прохор Матвеевич.
И что тут любопытного? вмешалась в разговор Александра Михайловна, разливавшая суп. Один страх и только Мыслимое ли дело на такой высотище летать. Смотреть вниз и то жутко, а они что делают! И хорошо, Витя, что ты еще этого не достиг. И не надо, сынок, бог с ним. Летай спокойно да пониже.
Прохор Матвеевич бросил на жену сожалеющий взгляд. Виктор ласково засмеялся.
Мамочка, да ведь чем ниже летать, тем опаснее
И все за столом засмеялись, но Александра Михайловна, недоуменно и обиженно хмурясь, качала головой.
Как бы не так. Говорите мне
Хотела бы я посмотреть на этого твоего приятеля. сказала Таня, заинтересованная рассказом отца.
Ты его увидишь завтра усмехнулся Виктор.
Он придет сюда? удивилась Таня.
Да если хочешь, сдерживая смех, ответил Виктор.
Он вспомнил, что условился быть у Вали в шесть часов и, торопливо одевшись, взволнованный мыслью об очень важном разговоре с ней, вышел на улицу. Отношения его с Валей становились все более странными и неопределенными: она словно дразнила его была с ним то ласковой, то натянуто-холодной и капризной. Сегодня он решил «раскрыть все скобки», чтобы уехать в армию с надеждой или разочарованием.
Вечер, морозный и ясный, с медленно гаснущим, вишнево-дымчатым на западе небом, обнимал город. В неподвижном воздухе все еще была разлита та особенная зимняя свежесть, которую Виктор чувствовал в полете над городом.
В раздумье он не заметил, как подошел к дому Якутовых, позвонил.
Ему открыла Валя.
Извини, я, кажется, рано, сказал Виктор.
Заходи. Папа еще не приехал из клиники. Мама у знакомых, беспокойно щуря глаза, сказала Валя.
Они вошли в залитую мягким светом комнату Вали с ковром во всю, стену, широкой массивной кроватью в углу и черным угрюмым шкафом, сквозь толстые стекла которого поблескивали золотые тиснения книг.
Валя в платье василькового цвета, плотно облегающем ее стройное тело, подошла к Виктору.
Ну? Чего же ты стоишь? Будь, как дома как всегда.
Буду, как дома, усмехнулся Виктор и сел на диван.
Валя опустилась рядом. Он заметил: у нее накрашены губы, взгляд напряженно выжидающий. Виктор сидел не двигаясь, молча.
Почему ты молчишь? Ты нынче какой-то странный, сказала Валя.
Мне нужно поговорить с тобой, смущенно проговорил Виктор.
Пожалуйста. Говори
Я завтра уезжаю, тихо сообщил Виктор. И мне бы хотелось
Да?.. Уезжаешь? Мне уже оказала Таня.
Ты ничего не скажешь мне перед отъездом? спросил Виктор. Вот мы встречались с тобой почти месяц И вот я уезжаю. И неужели все останется так, как будто ничего не было?
Он покраснел, на лбу мелкой росой выступил пот.
А что должно быть? спросила Валя, и глаза ее сузились.
Вот и я говорю: может быть, ничего. Мне так и казалось, что между нами ничего серьезного не может быть
А я и не ожидала ничего, пожала плечами Валя. Я тебе говорила в станице, помнишь? Мне с тобой было весело. И сейчас чуточку грустно, что ты уезжаешь И ты мне нравишься
Благодарю.
Но повторяю: было бы глупо к чему-то обязывать друг друга. Ты понимаешь?
Понимаю, кивнул Виктор. Ну что ж Пусть будет так
Он тяжело вздохнул, встал. Жгучая обида бушевала в его груди: он ожидал многого, но только не такого конца.
Ты сердишься? спросила Валя.
Ничуть, покривил губы Виктор, хотя в душе его бушевало возмущение и было стыдно чего-то Он овладел собой, заложил руки в карманы бриджей, качнулся на каблуках с этаким молодцевато-небрежным видом, даже тихонько