Только звеном, поправил Виктор, краснея.
Все равно. Будешь и полком командовать. Хотя о соколе судят по полету, хлопнул Коробочкин Виктора по плечу. У нас ты летал неплохо, а вот как там не знаю.
Говорят, и сейчас не худо, сдержанно ответил Виктор. Как ты тут, Кузьмич?
Я, брат, старею. Видишь, потолстел, одряхлел. Боюсь, скоро летать не дадут
В голосе Коробочкина послышалась горечь.
Присох я здесь, в аэроклубе, до гробовой доски.
Куда это вы собрались? спросил Виктор, притворно равнодушным взглядом окидывая почтительно вытянувшихся пареньков.
На аэродром. Нынче у нас два летных часа.
Возьми меня с собой, Кузьмич, неожиданно для себя попросил Виктор.
Тебя? Это зачем же? Никак, полетать хочешь? Федор Кузьмич замахал рукой: Ну, брат, нет. Ты гость у нас
Я не летать Просто погляжу, чуть слышно сказал Виктор, чувствуя неприятное смущение под взглядами учеников аэроклуба.
Знаю, знаю На самолет полезешь Будешь выкаблучивать, а я отвечай за тебя
Ей-богу, не буду. Возьми, Кузьмич.
Коробочкин колебался: ему самому было интересно посмотреть, как летает его ученик.
Знаешь что Сходим к начальнику. Чтоб вернее было.
Начальник аэроклуба после долгих уговоров разрешил Виктору полет.
Виктор, с трудом сдерживая радость, переоделся в летный костюм.
Аэродром наши хлопцы расчистили, как стеклышко, рассказывал Федор Кузьмич. Погодка чудесная. Погляжу, погляжу, чего ты достиг. Только извини: по-старому, на «уточке».
Ладно. Я непрочь и на «уточке», как бы нехотя согласился Виктор.
Через полчаса они были на аэродроме.
Яркий солнечный день, спокойное голубое небо с легкими белыми перышками прозрачных облаков на предельной выси уже вызывали в Викторе чувство, сходное с чувством опытного пловца, когда тот видит лазурную морскую даль.
«Сейчас я им покажу», подумал Виктор и усмехнулся. Знакомый зуд уже разливался по его телу.
Серебристый «УТ-1», похожий на светлокрылую бабочку, стоял наготове у края взлетной, гладкой, как асфальт, площадки. Рядом, распластав куцые крылья, неуклюжим жуком темнел старенький, весь в масляных пятнах, рыжевато-коричневый «У-2», или попросту «примус», как в шутку называли его летчики.
Бензозаправщики кончили возиться у самолетов.
На сколько можно? спросил Виктор у Коробочкина.
Не больше пятнадцати минут. Только без всяких там лихачеств. Две-три фигуры и на посадку.
Ну вот еще, уже и две-три фигуры запротестовал Виктор. Сам же соглашался, Кузьмич.
Машина для тебя незнакомая Откуда я знаю, что у тебя на уме А ежели что-нибудь Упаси бог
Не доверяешь? обиженно нахмурился Виктор. Узнаю тебя, Кузьмич. Всегда ты боялся за меня Чего тебе? Ведь разрешение есть.
Я тоже немножко тебя знаю, упрямился Кузьмич. Разве я могу тебя стреножить в воздухе?
Может, скажешь еще: вдвоем на «примусе» полетим? ехидно заметил Виктор. Я этих незнакомых по своим капризам самолетов столько облетывал
Пока ученики аэроклуба с другими инструкторами расходились по учебным самолетам, Виктор, Федор Кузьмич и техник аэродрома тщательно осмотрели «уточку». Виктор проверил состояние мотора, плоскостей и шасси, повернул раза три винт, потом залез в кабину. Техник и Коробочкин запустили мотор. Он заработал четко и сильно.
«Хороший мотор», определил Виктор и полушутливо отрапортовал Коробочкину:
К полету готов.
Только гляди, Волгарь, не выкаблучивай! уже сердито предупредил Федор Кузьмич, силясь перекричать сдержанное фырканье мотора. Выруливай.
Не подведу, улыбнулся Виктор, сидя в кабине и пристегиваясь ремнями.
Винт вертелся все быстрее, с легким завыванием, вея сильным нарастающим ветром и разметывая снежную пыль Виктор, осторожно выруливая, прикидывая на глаз направление и длину площадки, плавно дал газ «Уточка» сорвалась с места и стремительно понеслась
круга. Профессиональная привычка смотреть на все, что раскрывалось внизу, с точки зрения ориентиров, давно притупила в нем чувства, овладевающие человеком при первых полетах. Давно не испытывал он ни смешанного с восторгом замирания сердца, ни сладостного чувства парения, ни восхищения перед многоцветной панорамой земли.
Но на этот раз он с любопытством разглядывал размахнувшиеся вширь районы родного города, невиданные прежде пестрые пятна новых кварталов, неясные скопления построек.
«Ростов-то как вырос, удивился Виктор. А это что же такое? Здесь как будто ничего не было. А вон и наша Береговая Там где-то наш дом»
Переливаясь в солнечных лучах смягченными красками, вкрапленными в голубоватую белизну снега, проплывали внизу знакомые улицы и перекрестки. Линия железной дороги тонким поясом охватывала город с севера и запада; по ней навстречу друг другу незаметно двигались два словно игрушечных товарных поезда. А дальше, насколько хватал глаз, расстилалась степь, по ней вился заледеневшим извилистым шляхом Дон, в мягкой опаловой мгле маячили станицы и хутора
Виктор любовался родным городом А как чудесно в нем весной, летом!.. Не только улицы, но и заводы и фабрики утопают с весны в зелени, в лебяжьем пуху обильно зацветающих акаций. Летом длинные цветочные бордюры тянутся вдоль тротуаров, высокие заросли багрово-алых канн горят на солнце в клумбах в каждом сквере, на каждой площади. Красив Ростов и зимой. В морозные январские дни город, словно расчерченный строго-прямыми линиями улиц, всегда задернут искрящейся на солнце снежной пылью, принесенной ледяным обжигающим ветром из придонской и Сальской степей.