Матросы на баке говорят.
Ну, старпом, вы меня радуете, сказал Сокольников. Располагать таким авторитетным источником... Это, знаете ли, не каждому дано.
Так и мне не дано, промолвил Бруснецов. Зато это дано главному боцману, который, как сорока, приносит мне все на хвосте. Он помолчал. А между прочим, никто еще не догадался проанализировать, как рождаются слухи на баке. «Матросы на баке говорят» самый удивительный источник информации на корабле.
Он становится удивительным, когда мы что-то недоговариваем, скучным голосом заметил Сокольников. Или утаиваем. Иначе говоря, несем людям заведомую неправду. Кто-то однажды обмолвился, что информированность мудрость двадцатого века.
Я прошу вас не забываться, тихим, но довольно жестким голосом попросил Ковалев. Ходовой мостик не дискуссионный клуб, а место для несения ходовой вахты и боевой службы. Для досужих разговоров на корабле существует кают-компания. И пошел в рубку, захлопнув за собою дверь, как бы оставив Сокольникова с Бруснецовым продолжать их разговор.
Осерчал, сказал Бруснецов.
Осерчаешь, когда супостаты карусель возле борта устраивают. А тут ты еще со своим матросским баком.
Надо же когда-то и напряжение снять.
Когда-то это верно, но ведь не теперь же. Пойдем повиляем хвостами. Может, смилостивится.
Ковалев уже восседал на «пьедестале»; он давно уже приучил себя не обращать внимание на входящих или выходящих: у них свои дела, у него свои, и каждый должен знать свое заведование и не лезть в чужое, пока его не попросят. По тому как захлопнулась дверь, он понял, что вошли Сокольников с Бруснецовым, и, если бы на крыле не оказалось Сокольникова, он выдал бы Бруснецову по первое число все-таки не матрос на баке, а старпом, не надо бы забываться, но комиссара как-то было неудобно ругать, впрочем, какой там к богу в рай комиссар заместитель и одноклассник Вася Сокольников, хотя нет все-таки комиссар. «Ну виляйте, виляйте, подумал он, хмыкнув про себя. Может, до чего-нибудь и довиляетесь».
Извини, командир, сказал Сокольников. Забылись немного.
Спать надо уходить вовремя, нехотя оказал Ковалев. А то один недоспал, другой и совсем всю ночь на мостике проторчал. Меня, что ли, караулил? Так меня нечего караулить. Я никуда не денусь.
Извини, командир, повторил Сокольников.
Извиняю, конечно, только требуя от людей порядка, сами должны помнить об этом порядке. Ковалев провел ладонью по подбородку: за ночь оброс щетиной. Томка как-то смеялась, сказала ему, что, когда он волнуется, борода у него растет быстрее и бывает жестче. Все правильно: значит, волновался. БИП, ходовой» Что у супостата?
Начались посадки.
С левого борта между водой и облаками прорезалась желтая полоса, скоро она стала малиновой, разрастаясь, словно бы пыталась приподнять облака, но облака были еще тяжелые, и вдруг в одну минуту все вокруг посветлело, видимо, взошло невидимое за облаками солнце, и день начался.
Полеты на авианосце прекратились, и все корабли супостата скрылись в дымке, но присутствие их ощущали локаторы. Эскадра шла параллельным курсом, не сближаясь, но и не увеличивая дистанцию, придерживаясь хода, установленного «Гангутом».
На мостике неслышно появился экспедитор матрос-узбек, тихий и невозмутимый, с большим красным портфелем, надетым на белом ремне через плечо. Он молча снял пломбу, молча достал журнал и молча протянул его Ковалеву. Тот принял журнал, прочел одну радиограмму, размашисто расписался, глянул на часы и проставил время, прочел другую и просиял.
Спешу вас обрадовать. К нам следует рыбак, чтобы передать почту. По флотскому обычаю тихонечко скажем: рыбаку ура!..
Ура!.. троекратно и почти шепотом подхватили Сокольников, который никаких писем не ждал, и Бруснецов, который ждал известий от жены, и облегченно вздохнули: гроза миновала.
Командир, сказал Сокольников, волна убилась. С твоего позволения я сегодня прокручу морякам картину.
Какую же? заинтересовался Ковалев.
На выбор: «Солдат Иван Бровкин на целине», «Тучи над Борском», «Дикая Бара».
Ковалев изумился:
Откуда ты их выкопал? Это же картины нашего детства.
Сокольников сказал мрачно:
Я ничего не выкапывал.
Мне их всучила дама из кинопроката. Есть, правда, и поновее, но те я оставлю напоследок, чтобы создать некую перспективу развития киноискусства.
А ты хитер, комиссар. Ковалев посмеялся. Ну да не будем привередничать. «Дикая Бара» так «Дикая Бара». Спасибо нашим культурникам за встречу с детством. Старпом, я отлучусь до завтрака отдохнуть. Ковалев покинул свой «пьедестал», уступая его старпому, хотя и знал, что тот его принципиально не займет. Как только сядут все самолеты, объяви средствам ПВО готовность номер два. Он уже взялся за поручни. Но в случае чего объявляй готовность номер один, не дожидаясь меня. Вы поняли меня, старпом?
Так точно.
Желаю счастливой вахты, насмешливо сказал Ковалев.
А почему ты не пустишь в дело вертолет? спросил Сокольников Ковалева в кают-компании за обедом, который в обычное время можно было отнести и ко второму завтраку до полудня оставался еще час. Зазвонов скоро уже опухнет от сна.
Командир вертолета, он же командир БЧ-6, Зазвонов оторвал глаза от тарелки и молча, даже словно бы с надеждой, поглядел на Ковалева.