Товарищ капитан третьего ранга, багровея, попросил Суханов, позвольте я его собственной властью...
Погодите относительно власти. У меня ее побольше. Бруснецов повернулся к Ловцову: Ну, рассказывайте, рассказывайте принцип.
«А я еще хотел перед ними виниться, обиженно подумал Суханов. А они?.. Архаровцы! Под монастырь подвели. Да я ж теперь их паршивую собачонку... И Ветошкин тоже... Ну, гусь, ну, гусь...»
Тут все предельно просто, сказал Ловцов. Передатчик использовали как динамик. Подключились к антенне радистов, а все устройство вывели на левый наушник. А переключатель поставили вон туда.
Ветошкин изумленно лупил глазами и крутил головой: «Провели... Вокруг пальца обвели...»
Эх, Ловцов, заметил Бруснецов. Вчера бескозырка, сегодня буй. И старпом неожиданно подобрался, глядя на него, и все подобрались, только Ловцов успел подумать: «Ну, сейчас раскатает на всю катушку». За отличное знание своего заведования объявляю благодарность.
Все словно бы даже растерялись, Суханов удивленными глазами ел старпома, который, судя по всему, должен был взорваться, но не взорвался, даже как будто бы подмигнул Суханову, дескать, да-да, именно благодарность.
Служу Советскому Союзу, ошалело сказал Ловцов.
Лейтенант Суханов, зa самовольное подключение буя к системе накажите старшину первой статьи Ловцова своей властью. Буй сдать в ленинскую каюту. Бруснецов радостно и многообещающе заулыбался. Продолжайте классифицировать цели. Команду можно не подавать. И он вышел из поста.
Суханову так захотелось, говоря флотским языком, «распустить собаку»: «Ну уж я вас, ну я уж вас...», что даже кончик языка зачесался, но Ветошкин вовремя взял его за локоть, и он только тихо сказал:
Дождешься ты у меня, Ловцов.
И, как всегда внезапно, у Суханова возник план: старпом явно в гости больше не пожалует, комдив занят своими делами, на корабле вышло всеобщее послабление, и, значит, его звездный час пробил.
Мичман, сказал он Ветошкину одними губами, прикрой меня на корабле я на
бережок смотаюсь.
Глаза у Ветошкина стали круглыми, испуганными, он даже непроизвольно оглянулся.
Ой, не дело затеваете, Юрий Сергеевич.
Помоги, мичман, может, сегодня моя судьба решится.
«Судьба это серьезно», подумал Ветошкин и быстро сказал:
На корабле прикрою. Не попадитесь на берегу... Тогда хана.
Вахтенному офицеру Суханов сказал:
Не записывай. Я только до Минной стенки и назад.
Между Минной стенкой и «Гангутом», между «Гангутом» и дальними причалами, на которые обычно интенданты доставляли свое имущество и продукты, после обеда начали сновать катера без всякого расписания, уследить за каждым уже не было возможности, и вахтенный офицер, свой же брат лейтенант, торопливо промолвил:
Дуй на этот катер. Он на Минную.
Суханов прижал левой рукой фуражку, чтобы она села поглубже, правой козырнул флагу и сбежал по трапу, сразу прошел в салон катера, чтобы не заметили с борта. «Будь что будет, почти отрешенно подумал он. Будь что...», и катер помчался к Минной стенке.
День был будний, машину удалось взять сразу, но возле раскопа таксист заартачился: и на территорию не поехал, хотя проехать, видимо, можно было, и ждать наотрез отказался.
И Суханов, опять придерживая левой рукой фуражку, помчался по тропинке, отгородившейся от всего мира зарослями шиповника, который уже был сплошь обрызган красной росой. Он одним махом взбежал на крыльцо, стукнул в дверь и для порядку нажал на кнопку звонка. Там, в прихожей, тоненько затренькало. Наташа Павловна не заставляла себя ждать это он уже уяснил, а сегодня никто не спешил отворить дверь. Он опять постучал и опять тренькнул звонком, прислушался за дверью была тишина. Тогда он рванул ручку на себя. Дверь не поддалась, видимо, была на замке.
Суханов растерянно потоптался на крыльце, огляделся. Он и в мыслях не держал, что Наташа Павловна или хотя бы Мария Семеновна с Иваном Сергеевичем не окажутся дома. В любой бы другой раз он уселся на скамейку и принялся ждать кто-нибудь из них да пришел бы, а тут чего ждать у моря погоды? На корабле его уже могли хватиться, если уже не хватились.
Суханов замельтешил: побежал было к мыску, на котором стояла ростра «Славы», вернулся к крыльцу, чтобы написать записку, но ни ручки, ни бумаги в карманах не нашлось, снова пошел к ростре. За рострой, нахохлясь старым вороном, сидел на своей пушке Иван Сергеевич и долгим взглядом провожал ракетные катера. Берег тут был неинтересный, обрывистый и каменистый, сюда редко кто заглядывал, и поэтому Ивану Сергеевичу никто не мешал: тут он провожал катера, тут он их и встречал.
Иван Сергеевич поднял голову, заслышав торопливые шаги, слабо улыбнулся: «Я же знал, что явишься», и, не поднимаясь, подал руку.
Пришел попрощаться, быстро заговорил Суханов. Не сегодня завтра уходим в океан.
Прощайся, равнодушно заметил Иван Сергеевич.
Суханов беспокойно оглянулся:
А тут никого нет.
Не ждали, вот и нет никого. Да ты садись, в ногах правды нет. Покурим, об океане поговорим океан это куда как хорошо, а тут и Наташа, глядишь, подойдет.
Иван Сергеевич, взмолился Суханов, нет схода с корабля.