Сокольникова возмутили этот вызывающий мальчишеский тон и чуть заметная усмешка на губах Суханова, и он сказал уже с раздражением:
Я хотел сказать для устройства личных дел.
У меня нет личных дел на берегу, товарищ капитан третьего ранга, уже твердым голосом проговорил Суханов.
«Ого!..» подумал Сокольников.
Раз нет личных дел, не смею вас удерживать, словно сразу устав, ровно сказал он. Идите, Суханов, и занимайтесь делами службы. В этом тоже есть свой резон.
Суханов прищелкнул каблуками, бросил руку к пилотке и круто повернулся курсантская школа еще давала себя знать.
«Для кого старался? подумал Сокольников. Перед кем бисер метал? У него, видите ли, нет личных дел на берегу... Ну нет так нет, на нет и суда нет».
Командир, сказал он, позвонив Ковалеву. Я немного погорячился не нужен мне строевой офицер. И мичман не нужен. Обойдусь своими политрабочими.
Ну и правильно, сказал Ковалев. А то эти хождения на берег ничего доброго не принесут.
Суханов вышел от Сокольникова, схватился за поручни трапа и съехал по-матросски на руках на свою лейтенантскую палубу, запер за собою дверь в каюте, плюхнулся на стул и вдруг почувствовал, что ему хочется заплакать.
Ковалев распорядился подать катер к трапу и вызвать к рубке вахтенного офицера, старпома и главного боцмана, сошел на катер первым, и мичман, бывший старшиной катера, лихо переложил руль, и катер, словно пришпоренный, отскочил от борта. Следовало бы сделать замечание мичману, но Ковалев, хотя и обратил внимание на этот резкий скачок, тем не менее, занятый своими мыслями, промолчал. С самого утра его мучил вопрос, зачем он вторично понадобился командующему. Все, что делалось в эти дни на борту «Гангута», командующему вероятно докладывали исправно, и поэтому он знал обстановку не хуже самого Ковалева.
В эти дни Ковалеву стало известно, что почти такие же приказания получили и «Полтава» с «Азовом», только более льготные, что ли, и Ковалев уже подумывал, что не один «Гангут», а три корабля получат единое задание и, таким образом составленные в ОБК отряд боевых кораблей, выйдут в океан под флагом комбрига или даже командира эскадры, и тогда надежды, сомнения и тревоги последних дней отпадут сами по себе.
Они обогнули «Гангут» по носу, и Ковалев осмотрел корабль сперва с теневой стороны, потом приказал перейти на солнечную, на которой уже и беседки все подняли, и баржа отошла, освободив таким образом весь обзор. Бруснецов с Козлюком затаили дыхание, и если Бруснецов еще оглядывал корабль, неотвязно думая, что они маленько засветлили его, то Козлюк, этот корабельный Рембрандт и Куииджи вкупе с Серовым, совсем отвернулся от борта. «Конечно... думал он. Я покрасил за свою жизнь десятки кораблей, а всем разве угодишь. Конечно... Мы ведь тоже не дураки какие-нибудь и все понимаем. Конечно...»
Покраской я доволен, наконец сказал Ковалев и велел мичману править к трапу, только теперь сделав ему замечание: А впредь рулем не балуйтесь и так сильно не перекладывайте его.
Есть, сказал мичман.
Бруснецов с Козлюком облегченно вздохнули, и Козлюк, воспрянув духом, неожиданно просиял:
Красавец!.. Хоть сегодня на парад.
Тебе бы все по парадам ходить, добродушно проворчал Бруснецов, и катер легонько подвалил к нижней площадке трапа, обдав ее тихой волной.
Ветошкин находился в соседнем помещении, где закладывал в машину учебную программу, которая потом выходила на станцию в виде естественных шумов надводных кораблей и лодок. Эти шумы следовало запеленговать, иначе говоря, вступить
с ними в контакт и классифицировать, то есть распознать, какой это корабль (надводный или подводный, что было, в общем-то, легко), определить их пеленг и скорость и дать класс корабля тут уже требовались навыки и то, что называется искрой божьей.
Суханов еще не появлялся, Ветошкин возился в машинном отделении, видимо придумывая задачу посложнее, потом, кажется, пошел в агрегатную, и Рогов спросил Ловцова:
Старшина, музычку послушаем?
После авральных работ еще тряслись руки и ноги, а в ушах от усталости позванивали колокольца, и Ловцов, маленько поколебавшись, разрешил включить буй.
Только негромко и слушать по очереди. Дальше «Маяка» никуда не уходить.
А может, что-нибудь поищем?
Я тебе поищу.
Включили буй, вернее, все это сложное устройство, которое придумал Ловцов и из которого в конце концов получился классный приемник, и послышалась приглушенная музыка.
Я же русским языком сказал потише! прикрикнул Ловцов. А то вообще эту филармонию прикроют, да еще фитиля вставят.
Рогов убавил громкость, и теперь музыку можно было слушать только в наушниках.
Появился Ветошкин, за ним скоро пришел и Суханов, которому Ветошкин успел подать команду «Смирно!», впрочем, Суханов не дослушал доклада, махнул рукой, дескать, вольно, и вопросительно поглядел на Ветошкина.
После разговора с Сокольниковьш Суханов все не мог решить для себя, прав ли он был или не прав, отказавшись сойти на берег под весьма благовидным предлогом, и сперва ему подумалось, что он поступил правильно, а теперь, когда к тому же старпом освободил акустиков от авральных работ, по всем статьям получалось, что он сотворил глупость. «Наверное, Сокольников знал, что так обернется дело, думал Суханов. И если он знал, то никакой филантропии с его стороны не было, и, значит, надо было идти».