Чаевничайте без меня! Я схожу на рейд гляну.
Чего на рейд смотреть, горько сказала Мария Семеновна. Наши корабли давно ушли...
Вон ваш кораблик за дедом побежал, заметил Сокольников, указав глазами на Катеришку, которая уже пристроилась рядом с Иваном Сергеевичем, сунув ему свою ручонку.
Это, Вас-Вас, еще не кораблик. Это, Вас-Вас, еще махонькая лодочка. Да и ей тоже век вековой горевать у моря.
Наташа Павловна покачала головой, думая, видимо, свою потаенную думу, и сказала, как о чем-то решенном:
А я ее за моряка не отдам.
Не было еще такого, чтобы Вожаковы расставались с морем, возразила Мария Семеновна.
Но ведь когда-то вы не были Вожаковой?
А я и не помню, какой была. Вожакова я, значит, Вожаковой и была.
Мария Семеновна наконец-то оставила их вдвоем, уйдя на кухню собирать на стол, и Сокольников, как бы понимая, что не должен был спрашивать, все-таки спросил:
Ты давно его знаешь?
Нет, помолчав, сказала Наташа Павловна. Он совсем недавно ворвался в мою жизнь, и, знаешь, мне с ним вдруг стало тепло. Нет-нет, я не имею в виду большие чувства. Он непохож на других. Он сумасшедший.
Сокольников невольно рассмеялся.
Он по-хорошему сумасшедший, поправилась Наташа Павловна. Теперь таких мало.
Ты прости мой вопрос, но я задаю его на правах друга: как он относится к Катеришке?
А никак. Он только впервые сегодня узнал о ее существовании и, кажется, здорово растерялся. А тут еще ты подошел. Теперь, я думаю, совсем сбежит. Наташа Павловна подняла свои синие-синие глаза на Сокольникова и застенчиво сказала: Смешно об этом говорить, но он подарил мне солнце. Понимаешь, живое, огромное солнце.
Понимаю, сказал Сокольников, в общем-то ничего не поняв, но расспрашивать или, лучше сказать, уточнять, что, да как, да где, не стал.
После гибели Игоря мне казалось, что ничего уже не нужно. А тут я вдруг поняла, что я еще баба. Я и раньше была бабой, и мне хотелось простого бабьего счастья, чтобы мой мужик был всегда со мной, чтобы и я всегда была при нем.
Ты когда-нибудь говорила об этом Игорю?
Нет, я слишком его любила. Для меня, кроме него, никого и ничего не существовало. А у него, понимаешь, еще было море. Даже море было прежде, а потом уже я с Катеришкой.
Неправда, возразил Сокольников. Он очень скучал по вас. А в ту роковую ночь он то и дело возвращался мыслями к вам. С мыслями о вас он, наверное, и задраил верхний рубочный люк.
Наташа Павловна долго молчала, потом неожиданно всхлипнула, утирая глаза ладошками.
И все-таки он ушел с ними.
Он был человеком долга.
Но разве мы это не его долг?! почти с отчаянием, что ее никто не хочет понять, спросила Наташа Павловна.
Может, он и поступил так, потому что думал о вас. Останься он в живых, ему могли бы и не простить гибель людей и лодки. И тогда он все равно наложил бы на себя руки. Вот она, жестокая правда: ты могла стать вдовой самоубийцы.
Мы так боялись потерять его!
Она подчеркнуто сказала «мы», потому что в эту минуту прежде всего подумала о Катеришке.
А ты не думаешь, что он... Сокольников не стал произносить всуе имя Суханова; больше всего ему не хотелось, чтобы Наташа Павловна поставила их сейчас рядом его, Сокольникова, и Суханова, как рысаков перед скачками. Что лейтенанты очень скоро становятся командирами? В Игоря мы поверили еще в училище. И никто не мог подумать, что из не очень собранного лейтенанта Ковалева получится собранный командир Ковалев.
Я знаю, Вас-Вас. Я, к сожалению, становлюсь мудрой, словно змея. Поэтому и решаю уехать от моря.
Сокольников, словно птица перед дорогой, прикрыл глаза и чуть заметно покачал головой.
Нет, Наташа Павловна, так не бывает. Море только один раз зовет к себе, но зато уж навсегда. Сокольников сделал паузу, чтобы подумать: «Прошлым, видимо, каким бы прекрасным оно ни было, век не проживешь». А Суханов сегодня чуть не выиграл гонку, неожиданно сказал он.
Мне он, правда, сказал, что проиграл... Наташа Павловна положила руку на плечо Сокольникову. Вас-Вас, посмотри мне в глаза. Ты сейчас обо мне плохо подумал?
Нет, Наташенька, ничего не придумывай: я подумал о себе.
Ты, кажется, перестаешь быть другом.
Не суди о людях плохо, и о тебе самой не подумают нехорошо. Мария Семеновна, кормить в этом доме будут? крикнул Сокольников на кухню, как бы говоря тем самым Наташе Павловне, что все, что ему хотелось сказать ей, он уже сказал и возвращаться к этому сегодня не стоит, да и спешки в этом особой не может быть.
Ах, лукавый Вас-Вас, сказала Наташа Павловна, разочарованно вздохнув, и сняла с его плеча руку. Ты на самом деле становишься примерным политработником.
Мария Семеновна накрыла ужин в кухне, но Наташа Павловна настояла, чтобы раздвинули большой стол в гостиной. Хотя Сокольников и был еще своим человеком в доме, но Наташа Павловна первой почувствовала, что все чаще и чаще он становился гостем, которого и принимать следовало как гостя. Возле большого стола засуетились сразу обе хозяйки, им бросился было помогать и Сокольников, но его быстро оттерли в сторону по той причине, что он был гостем, а еще потому, что на нем все еще сияла парадная тужурка, на которой позванивали две медали, а справа рубиново поблескивала новенькая «Красная Звезда» за тот самый поход, из которого не вернулся командир лодки Вожаков Игорь Иванович. В свое время Сокольников сказал Вожаковым, что орден он получил за выслугу лет; женщины охотно приняли эту версию, Иван Сергеевич не поверил, но никогда больше к этому разговору не возвращались.