Катеришке это показалось забавным, она подбежала к Суханову, разглядывая его удивленно-радостными глазенками, сунула розовую ладошку и стала ждать, что за этим последует.
Суханов привстал, даже ногой словно бы шаркнул, держа двумя пальцами розовую ладошку.
Юрий...
Ну какой же ты Юрий? поправила его Наташа Павловна. Ты дядя Юра.
У него, между прочим, есть и отчество, буркнул Иван Сергеевич, ставя палку в угол.
Юрий Сергеевич, потерянно и почти заученно сказал Суханов.
Иван Сергеевич усмехнулся:
Выходит, отцы наши тезками были. И подал Суханову свою тяжелую, узловатую руку. Иван Сергеевич. Впрочем, ты уже раньше слышал, как меня зовут. Должен был запомнить, раз в гости собрался.
Вот и сбежалась вся моя биография, заметила Наташа Павловна, обращаясь только к Суханову. Теперь можно и не спрашивать. Больше мне рассказывать нечего.
Суханов опять попытался улыбнуться, стараясь показаться немного разбитным, а если удастся, то и уверенным в себе, хотел даже сказать что-то значительное, но смешался, всем стало неловко, и Мария Семеновна деланно всполошилась:
А будто у нас еще одна фуражка висит?
Василий Васильевич пришел, невеселым голосом сказала Наташа Павловна.
Она-то хорошо понимала, что именно теперь и должна была прийти на помощь Суханову и не приходила только потому, чтобы лишним жестом, который могут истолковать и так и этак, не обидеть стариков. Выручил Сокольников: он появился, жуя яблоко, видимо, успел задним крыльцом спуститься в сад, был беспечно-весел и сразу привлек к себе общее внимание.
Здравствуй, Вас-Вас, грубовато сказал Иван Сергеевич. Давненько глаз не казал.
Все дела да случаи, Иван Сергеевич.
Вот я и говорю: забыл дорожку к Аниному камню.
Катеришка повисла на руке Сокольникова. Он закружил ее, потом подхватил под мышку, сбежал с нею в сад, и уже оттуда послышался и писк, и визг, и бог весть еще что, и Суханов понял, что пробил и его час.
Наташа, позвал он и для большей убедительности поглядел на часы. Мне скоро на вахту.
Уже? удивилась Наташа Павловна, и впервые лицо у нее стало расстроенным. Ты хоть чаю попей с нами.
Перекусить перед вахтой не грех, поддержала ее и Мария Семеновна. И чайник у меня уже на плите. И все прочее я мигом.
Раз служба требует, то прохлаждаться некогда, перебил ее Иван Сергеевич. Пойдем, служивый, я тебя садом провожу. Тут быстрее.
Суханову и уходить уже не хотелось, но и оставаться тоже было словно бы боязно, и если бы Наташа Павловна сказала, чтобы он оставался, то он, наверное бы, и остался, придумав про вахту что-нибудь еще, но Наташа Павловна молчала.
Наташа, если что извини... Мне на самом деле не надо было сегодня приходить. Тон у Суханова
стал извиняющимся, он даже как бы молил: «Ну, смилуйся же надо мной, золотая рыбка», но Наташа Павловна не приняла его извинения, суховато перебила:
Я понимаю... И меня тоже извини. Провожать не пойду. Катеришку полдня не видела, да и кормить ее пора. Она словно бы услышала свой голос и спохватилась, стараясь смягчить его: Ты хоть с Василием Васильевичем простись. Он был другом моего мужа.
А чего с ним прощаться, нехотя сказал Суханов, невольно усмехаясь. Замполит наш. Завтра на подъеме флага и увидимся.
Вот как...
Пойдем, служивый, и в другой раз позвал Иван Сергеевич. На вахту опаздывать не полагается.
Иван Сергеевич («Милая душа», подумалось Суханову) вывел в сад кухней, откуда они потаенной калиткой вышли прямо на берег бухты, невысокий в этом месте, необрывистый и густо поросший полынью, которая ближе к вечеру буйно запахла горечью. Прямо на берегу с долинки не было видно, и Суханов раньше ее не заметил бесхозно стояла ростра, нос корабля, с еще красными звездами на скулах, но уже с облупившейся краской и порыжевшей от ржавчины, а возле ростры валялись два корабельных орудия, начавших врастать в землю.
Время у тебя, похоже, есть, сказал Иван Сергеевич. Давай тут в тишке от гвалта посидим, покурим.
Они присели на орудийный ствол, Суханов достал сигареты, Иван Сергеевич «Беломор», и каждый закурил свое.
Под тобой, заметил Иван Сергеевич, орудие с первой башни главного калибра линкора «Севастополь», а подо мной мое родное с четвертой башни, коей я имел честь командовать на крейсере «Молотов». Это потом он «Славой» назвался, а воевал он «Молотовым». И ростра, он повернулся к искусно склепанному из листовой стали сооружению, бывшему некогда носом крейсера, тоже с «Молотова». Как помирать стану, попрошу, чтобы на могилу мою водрузили. Вместе воевали, вместе и потом сподручнее будет находиться. Он смял окурок и швырнул его в воду. Так ведь не поставят небось?
Ну почему же... неопределенно сказал Суханов.
Вот и я думаю: а почему бы не водрузить? Иван Сергеевич покачал головой, словно бы задумался, потом встрепенулся: Ладно о вечном, давай-ка о земном. Ходим мы с тобой тут вокруг да около, как бараны. А если по-флотски, напрямик, а? Небось подумал, что Наташа, стало быть Наташа Павловна, дочка нам?.. Нет, невестка она... Сынка нашего покойного жена. Погиб при исполнении, и все такое прочее. И по сю пору на дне моря лежит. Слышал, может: Вожаков Игорь Иванович?