Его уже заждались, и только он позвонил в дверь, как там, в гостиной, Севка включил магнитолу, и Ковалев, улыбаясь, переступил порог под известные всем морякам слова:
Поздравляю, батя.
Поздравляй, сын, сказал Ковалев. Это очень даже приятно, что у нас в семье появился еще один мужчина. Кстати, сын, сигареты я держу в столе. Так ты в случае чего не стесняйся...
Севка покраснел, набычился и буркнул:
Бросил...
Ковалев быстро переглянулся с Тамарой Николаевной, усмехнулся, заметив тревожно-растерянную улыбку жены, и пошел сполоснуть руки. Тамара Николаевна, как и большинство жен фрунзаков выпускников училища имени Фрунзе, была герценовкой и продолжала работать в школе, преподавая там русский язык и литературу. Была она миниатюрна, миловидна, подвижна, замуж принципиально вышла за моряка ее родитель, как и родитель Ковалева, воевал на Балтике, покорно сносила долгое отсутствие мужа, считая это в порядке вещей.
Я уже на корабль позвонила. Сказали убыл, а тебя все нет.
Командующий вызывал, сказал Ковалев из ванной.
Тамаре Николаевне следовало бы удивиться, но она не удивилась, видимо, не очень ясно представила дистанцию, разделяющую командующего и ее мужа, только в недоумении спросила:
А разве сегодня не воскресенье?
А у него, по-моему, все дни недели вторники.
Он не сказал «понедельники», потому что всякий моряк и в этом был особый шик испокон веку не признавал тринадцатых чисел и понедельников и был немного суеверен.
Ну и что? уже с тревогой спросила Тамара Николаевна. До нее наконец-то дошло, что к командующему
командиров кораблей просто так не вызывают.
На всю подготовку шесть суток.
Что-то опять срочное? Средиземное море?
Думаю, что подальше.
В гостиной надрывалась магнитола:
Извини, лапушка, но у меня уже душа не на месте. Ведь он сегодня приезжал к нам поздравить и ничего не сказал. Это как снег на голову.
Присматривался, видимо... Я как чувствовала, все белье тебе перегладила. Ты его сам не стирай тебе надолго хватит.
Извини, лапушка, но у меня руки еще не отсохли, сказал Ковалев сердито, не разрешая даже по пустякам вмешиваться в его корабельные дела. Просить приборщика об одолжении не могу. Совесть не позволяет.
Я не об этом. Ты его в ящик складывай. Потом я сама выстираю.
Он вышел из ванной, приобнял ее за плечи. Она ткнулась внезапно побелевшим носом в его плечо, чуть слышно всхлипнула и, отпрянув, провела ладонью по глазам.
Ну что же мы... Всеволод, веди отца за стол. Он у нас и сегодня, как всегда, гость. И поставь что-нибудь понежнее.
Нет, сказал Севка, сегодня у нас праздник. Мы принципиально играем только марши.
После обеда Севка убежал на улицу, а они уселись рядышком на диване, немного усталые и размягченные, и Тамара Николаевна сказала мечтательно:
На будущий год ты поступишь в академию. Мы наконец-то заживем одной семьей. Севке так не хватает тебя. Она подумала и сказала застенчиво: И мне тоже. И мы увидим Зимний и Петропавловку. И в Русский сбегаем, и в Эрмитаж. А белые ночи мы поедем, как в молодости, встречать на Елагины острова.
«Если я завалю задание, подумал Ковалев, то никакой академии мне не видать как своих ушей!»
А открытие сезона мы обязательно встретим в Петродворце. Помнишь эти торжественные аккорды «Гимна великому городу», и первые серебряные робкие струи, и вместе с ними Самсона, эту золотую глыбу, озаренную даже в пасмурный день? Как все это божественно!
«Если мне подбросят еще парочку Сухановых, подумал Ковалев, то никакой золотой иголки в том стоге сена мне никогда не найти».
Каждое воскресенье мы будем куда-нибудь ездить: Павловск, Гатчина, Пушкин, Ропша, даже Стрельна.
Знаешь, лапушка, сказал виноватым голосом Ковалев, я, наверное, отправлюсь на корабль. Что-то неспокойно мне. Все кажется, что делаю не то или не так.
Может, ты все-таки зря пошел по командирской линии, сказала, вздохнув, Тамара Николаевна. Ты весь издергался.
Не дергаются только равнодушные, возразил Ковалев. Да и дергаюсь я только при тебе. Где же мне еще подергаться? Он бережно погладил ее по голове. На людях, лапушка, я ни-ни. Для людей я скала. Да и равнодушных не признаю. Даже не понимаю, как это можно быть равнодушным.
Да бог с тобой, оставайся таким, какой есть. Тамара Николаевна пошла собрать его на корабль, сказала из другой комнаты: А ведь Всеволод, кажется, всерьез навострился в нахимовское училище. Знаешь, мужичонка еще невеликий, а умишко уже стал пробуждаться.
Ковалев хотел, как обычно, пошутить, дескать, сразу видно ковалевскую породу, но вместо этого неожиданно сказал:
Вы тут берегите друг друга...
Он вызвал машину на двадцать один и через полчаса был на борту. Его встречали дежурный и вахтенный офицеры и командир БЧ-2 капитан-лейтенант Романюк, оставшийся за старпома.
Старпом? на всякий случай спросил Ковалев.
На берегу, ответили ему.
Замполит?
Еще не вернулся.
Добро. Старпома не тревожить. Замполита оповестителями вызвать на корабль.
Что случилось? насторожился Романюк.