Вы не знаете «Гангут» не вернулся?
Мария Семеновна пожевала в раздумье губами.
Иван Сергеевич будто ничего не говорил. Да мы его сейчас самого спросим. Иван Сергеевич! крикнула она. Поди-ко к нам на минутку.
Что там у вас? недовольно спросил Иван Сергеевич из кухни.
Да вот Наташенька интересуется, не вернулся ли «Гангут»?
Вопрос этот показался Ивану Сергеевичу интересным и значительным, он отложил чаепитие и, сменив недовольство на милость, перешел на половину Наташи Павловны.
Нет, сказал он важным голосом, «Гангут» еще не вернулся.
А этот тогда откуда появился? заинтересованно спросила Мария Семеновна, имея в виду Блинова.
Иван Сергеевич удивился:
Он что гангутцем назвался?
Так и сказал: офицер с «Гангута» собственной персоной.
Соврал, убежденно сказал Иван Сергеевич.
Я так и подумала... А еще выражается по-газетному.
Прощелыга он, Мария Семеновна, промолвила Наташа Павловна, печально подумав, что ее присутствие в этом доме стало приносить одни хлопоты, вяло улыбнулась, направилась было к Катеришке, но остановилась и зябко повела плечами. А, да ладно...
«Что это опять с ней? беспокойно подумала Мария Семеновна, глядя настороженно на Ивана Сергеевича, но тот ничего не заметил, снял с вешалки куртку, верно, собрался спуститься к морю покурить. Сперва тот, теперь этот. Не много ли гангутцев-то?» и спросила:
А ты куда собрался?
Пойду на гору, может, вернулся «Гангут». Посмотреть надо.
Сдался тебе этот «Гангут»...
Не мне, а вам, строго поправил ее Иван Сергеевич. Пропустить я его не мог, но... Порядок есть порядок.
А где он есть, твой порядок-то?
Иван Сергеевич надел фуражку, которую, как и на военной службе, носил с крабом, поправил перед зеркалом, только тогда повернулся к Марии Семеновне и раздельно сказал:
Если тебе что не нравится, пиши в газету. Ты пенсионерка,
а пенсионеры у нас теперь вроде блюстителей порядка. Их в газете уважают. А меня от политических рефлексий уволь. Я человек военный и привык жить по правилам. Есть правила есть служба. Нет правил и службу искать нечего.
Иван Сергеевич осторожно прикрыл за собою дверь. Марии Семеновне показалось, что он обиделся, и выскочила за ним, догнала уже на ступеньках.
Что это на тебя нашло?
На нас теперь на всех находит. (Марии Семеновне послышалось, будто он смахнул слезу.) Иди в дом свежо тут. Я скоро вернусь.
Наташа Павловна догадывалась, что мучает Марию Семеновну, и чувствовала себя кругом виноватой, хотя и не находила своей вины. Это чувство виновности без видимой вины угнетало ее все больше и сильнее, и ей начинало казаться, что она становится безвольной. Даже сегодня она делала не то, что ей хотелось бы делать: собиралась сказать то, а произносила это, решила побыть одна, а вместо этого вышла к столу. Эти нежелательные жесты и поступки, «мелочевка», как она называла их, в другое время остались бы незамеченными ведь человек всю жизнь противоречит сам себе, но теперь она начала придавать им особый смысл. «Жить без смысла и жить со смыслом, подумала она. Разве это в конечном счете не одно и то же? И вдруг к ней вернулась прежняя счастливая мысль: Уехать! Немедленно уехать. На неделю, на месяц, на год. Может, на всю жизнь!..»
Ты что-то хотела сказать? участливо спросила Мария Семеновна.
Наташа Павловна грустно покачала головой.
А я смотрю ты будто даже губами пошевелила.
Пустяки какие-то пришли на память. Появились и улетели, как мотыльки. Я их даже не разглядела, промолвила Наташа Павловна и даже ужаснулась: «Ведь я солгала. Взяла и походя солгала. Зачем я это делаю? Нет, только уехать. И не медлить. И не надо ничего ждать».
А я вот все думаю о гангутце. Приходил который. Если он с «Гангута», то почему не в море? А если он в море не уходил, то почему не появлялся раньше? Она подождала, что скажет Наташа Павловна, но та, видимо, решила отмолчаться. Выгнали человека, а ведь он с чем-то приходил.
Если бы у него было что-то серьезное, он не стал бы поясничать.
Паясничают иногда не от того, что наглые, а от того, что робеют. И нахальничают иногда от стеснительности.
Мария Семеновна, голубушка! неожиданно взмолилась Наташа Павловна. Ну не будем больше ходить вокруг да около. Давайте начистоту. Я не знаю, кто этот офицер. Я его вижу второй раз. И я не знаю, с чем он приходил. Если он хотел сказать что-то дельное, то придет еще раз, и я извинюсь перед ним. Но если же он приходил просто так, чтобы только убить время, я поступила правильно.
Мария Семеновна принялась убирать со стола. «Охо-хо, думала она тревожно. Словно стена между нами поднялась. Живем родными, а черствеем хуже чужих. Поговорить бы с ней по душам, да как поговоришь, если замерзла она вся, как льдышка».
Наташа Павловна хотела помочь ей, но прошлепали босые ножонки топ-топ-топ, и в кухне появилась Катеришка, протянула розовые ладошки и тревожно позвала:
Ма-ама... Ма-а...
Наташа Павловна с Марией Семеновной бросились к ней, а тут возвратился Иван Сергеевич, с треском расстегнул куртку и угрюмо сказал:
Путаете вы все только. Никакого «Гангута» в базе нет, и в ближайшее время его приход не предвидится. Только зря сгоняли человека.