Прошло три дня в тревогах и ожидании. Вдруг после обеда явился Юрочка Хомяков, флагофицер Подъяпольского.
Не пугайтесь, Наталия Мечеславна, я не от него. Я к вам от себя лично. Сообщить новости
Он закашлялся. На его красивом, но уже тронутом наркотиками лице выступили красные пятна. «Бедный юноша, подумала Наталия Мечеславна, съедает его скоротечная чахотка! Больше года он не проживет».
Мичман спрятал надушенный платок, поправил золотой аксельбант и продолжал:
Сегодня из Шанхая пришел «Ральф Моллер». Приехали инженермеханик Заварин и доктор Стадницкий. Ругают «продавшегося большевикам» Александра Ивановича. Говорят, что «Адмирал Завойко» признан в Шанхае стационером Дальневосточной республики. Положение вашего супруга прочное, за всё платит наличными. Иностранцы обменялись с ним визитами. Стадницкий предполагает, что, когда кончатся деньги, вырученные за привезенную с Камчатки пушнину, Клюсс вынужден будет вернуться во Владивосток. Но Подъяпольский другого мнения.
А вы как думаете, Юрочка? Чем всё это может кончиться?
Вашим арестом, Наталия Мечеславна. Подъяпольский уже готовит предписание начальнику морской контрразведки. Хочет взять вас заложницей. И потребовать от старшего лейтенанта Клюсса возвращения во Владивосток.
Он не вернется.
Я тоже так думаю. Поэтому вам нужно немедленно уехать.
Из города? Все равно найдут.
Хомяков опять закашлялся в платок.
Вы можете мне верить, Наталия Мечеславна. Я лично считаю подлостью брать жен в заложницы. И адмирал на это не согласится, но Подъяпольский его обойдет. Помешать этому могу только советом: завтра утром «Ральф Моллер» уйдет в Шанхай. Перебирайтесь на него сегодня же вечером. Я сейчас пойду и всё устрою.
Глаза Наталии Мечеславны сверкнули озорной решимостью: второй раз бежать из Владивостока в Шанхай! Оставить с носом Подъяпольского! Она благодарно улыбнулась мичману:
Хороший совет. Верю вам, Юрочка. Вы всегда были честным.
В моем положении иначе нельзя, Наталия Мечеславна. Жить мне осталось недолго. Нужно готовить отчетность к страшному суду. Он печально улыбнулся и продолжал: Только простите, проводить вас не могу. Он встал. Прощайте, Наталия Мечеславна, не поминайте лихом. На пароходе вас спрячут, и мы, наверное, больше не увидимся. Желаю счастливо доехать. Привет Александру Ивановичу, его офицерам и команде.
Поцеловав хозяйке руку, мичман надел фуражку и вышел.
Торопливые сборы. Решила взять только деньги и самое необходимое в маленькую сумочку, чтобы не привлекать внимания. Сказала домработнице, чтобы купила свежих булок и приготовила вечерний чай. Взяла за руку маленькую
Зосю, вышла из дома. Беспрепятственно прошла в порт. У трапа ждал ревизор парохода мистер Джо. Он провел её в одну из кают машинного коридора, предложил отдохнуть и предупредил, что утром её с дочкой спрячут. Действительно, перед осмотром парохода таможенными властями их заперли в бельевой кладовой. С замирающим сердцем она услышала третий гудок и вздохи начавшей работать машины.
Когда «Ральф Моллер» обходил мыс Гамова, Наталия Мечеславна уложила Зосю спать в предоставленной ей пассажирской каюте и вышла на палубу.
На душе было весело: всё черное и злое осталось за кормой.
44
Беловеский любил бродить в одиночестве по улицам. Сейчас прелесть этих прогулок заключалась ещё и в том, что он был в штатском костюме, что никто не мог разгадать ни его национальности, ни профессии. В этом ему помог портной Кан.
Таких, как он, в городе много. Он ничем не выделяется. Одни женщины бросают на него испытующие взгляды, стараются угадать его желания, оценивают содержимое его бумажника. Другие, наоборот, холодно и презрительно отворачиваются. Встречающимся мужчинам в этом торгующем городе интересно знать, что он ищет, что он может купить. Беловеский с безразличием отмахивался: покупать он не мог и прицениваться не собирался. Но смотреть на непрерывную куплюпродажу ему доставляло удовольствие: он старался понять, чем и как живет этот город, этот всекитайский перевалочный пункт.
Вот Нанкинроуд главная улица Международного сеттльмента. По широкому асфальту шуршат шины автомобилей, бегут рикши, грохочут трамваи. Монументальные здания из серого гранита. Вот магазин мореходных инструментов, рядом огромный книжный магазин. Магазин обуви, носков и дамских чулок знаменитой фирмы «Вок Овер». Вот из него выходит в новых, видимо только что купленных, туфлях на низком каблуке сухопарая пожилая англичанка и говорит своему огромному, похожему на бегемота, супругу чтото о милосердии. Они скрылись в «Чоклит Шоп» лучшем кафекондитерской Шанхая. Штурман пошел дальше. Банки, конторы, магазин электроприборов.
Городская ратуша. По Тибетроуд, пересекающей главную улицу, бесшумно катятся двухэтажные троллейбусы, полные спешащих кудато пассажиров. Большой китайский книжный магазин. В витринах произведения Льва Толстого на китайском языке, их легко признать по портрету бородатого автора. Влажный асфальт, полутень тротуаров. Запах бумаги, пряжи, пряностей, копалового лака. В витринах ювелирных магазинов изящные изделия из слоновой кости и бронзы, безделушки, не имеющие назначения, на изготовление которых трудолюбивые умельцы тратят годы. Вкрапленные в калейдоскоп магазинов меняльные лавки. А если пройти дальше по Нанкинроуд, за шестиэтажными универмагами с ресторанами на крышах попадешь на бархат зеленых газонов ипподрома. За ним лабиринт уютных английских коттеджей, окруженных мимозами, миртами и акациями. А ещё дальше обсаженная каштанами аллея приведет в английский Джесфиллпарк с аккуратно подстриженными кустами, дорожками, посыпанными белым песком, и скрытыми в тенистых уголках скамейкамидиванами. Но не для всех. У входа в парк надпись: «Natives no admittance».[13]