А где Казаков? спросил старшина катера.
Да сейчас подойдет. Пошел с ребятами в магазин нож покупать. Вот такой же, отвечая Шейнин, протягивая Орлову нож.
Тот попробовал лезвие большим пальцем:
Да, нож знатный. Такого во Владивостоке не купишь Только не опоздал бы Казаков.
Шейнин промолчал. Прошло полчаса, Казакова не было. Наконец показались пассажиры, штурман и провожающие.
Собирайте всех, Орлов. Сейчас отваливаем, распорядился штурман.
Все были в сборе, а Казакова всё не было.
Я пойду поищу его, и мы вернемся на заводском катере, а вы отваливайте, предложил комиссар,
Обязательно найдите, товарищ Павловский. Наверное, хватил лишнего, сказал Якум, садясь в катер.
Тогда уж и Шейнина возьмите, товарищ комиссар, посоветовал штурман, он вам покажет, где его оставил.
Да не надо! Где он его оставил, там его уже нет. Я видел, куда они ходили. Тут новый человек, а тем более в матросской робе, у всех на виду.
Ну, вам виднее. Губанов! Заводите мотор. Прошу всех по местам! И катер отвалил
Павловский вернулся только ночью, когда погода начала портиться. Вернулся один: Казакова нигде не было, и никто о нём ничего не знал. Комиссар был в отчаянии: «Как это я не заметил настроения Казакова, не придал значения его желанию не возвращаться во Владивосток. Вовремя с ним не побеседовал, не сумел к нему подойти. Вот он и принял самостоятельное решение. Нет, обязательно нужно с рассветом организовать поиски и вернуть его на корабль».
Командир в присутствии комиссара и штурмана учинил Шейнину строгий допрос. Припертый к стене матрос рассказал всё и, получив серьезное внушение, был отпущен.
Клюсс сурово взглянул на комиссара:
Теперь всё ясно, Бронислав Казимирович. Проморгали вы со штурманом нашего единственного комендора. Надо было вам обоим сразу идти туда вместе с Шейниным. А теперь Казакова спрятали и искать его бесполезно. Да и не можем мы здесь задерживаться изза дезертира. Таких нам не надо. Все за одного и один за всех. Вот это и надо внушать команде на примере Казакова. А сейчас ложитесь спать. В четыре снимаемся.
Комиссар хмурился и вставать с дивана не собирался, «Хочет чтото сказать командиру», решил Беловеский, поклонился Клюссу, взял фуражку и вышел на палубу.
С моря полз туман, дул холодный ветер. Вершина Ключевской сопки спряталась в шапке темносерых облаков. Временами на них играли красные отблески вулкана. Гремели лебедки на пришедшем вечером японском пароходе, разгружали соль. Вдали ухал прибой и кричали курибаны.[6]
«Гдето теперь Казаков?» подумал Беловеский.
А Павловский в это время уговаривал командира отложить отход на Командоры хотя бы на полдня, но Клюсс остался непреклонен.
20
Оглашая океан ревом туманных сигналов, «Адмирал Завойко» шел к Командорским островам. Слегка покачивало. В каюте старшего офицера расселись гости: Купцов, Полговской и судовой врач Стадницкий. На столе блюдо с бутербродами и начатая бутылка коньяка, под столом две пустые.
Наконецто мы приближаемся к главной цели нашего путешествия, объявил Стадницкий, блаженно улыбаясь, как кот, почуявший запах жареного, тут уж нужно не зевать! Один день год кормит.
По слухам, доктор, у вас много дней подходит под эту крестьянскую поговорку. И это несмотря на то, что многие пациенты умирают от вашей частной практики, съязвил старший офицер.
Стадницкий не смутился и с безразличным видом пожал плечами:
Смерть биологический закон
За частную практику, господа! провозгласил Полговской, подняв рюмку. Я ведь тоже медик
Выпили, закусили бутербродами, и Нифонтов со стуком поставил на стол рюмку:
Только, доктор, я вас должен самое предупредить: комиссар всем разъясняет, что выменивать у алеутов пушнину преступно, а тем более на спирт. И что уличенных в этой самое частной практике по возврщении во Владивосток будут судить.
Это, Николай Петрович, не новость. Для того и существуют комиссары. Но долго ли ещё просуществуют? Я уверен, что, когда мы вернемся во Владивосток, их уже не будет.
Дайто бог! Но на Командорах мы будем при комиссаре.
Ну и что же, Николай Петрович? не сдавался Стадницкий. Нужно уметь всё делать прилично. В прошлом году на «Магните» я имел
практику и порядки знаю.
Я беру на себя, вмешался Купцов, все заботы. После посещения Командор Николай Петрович просто получит подарок: можно списать дветри шкурки как попорченные крысами. Ведь этого вам достаточно, Николай Петрович?
Вы очень любезны, Степан Яковлевич, но я не женщина, чтобы принимать подарки. Я обязан расплатиться
А кто вам мешает сделать мне подарок?
Равноценный подарок мне не по карману.
Лучший подарок своевременно оказанная услуга.
Вы забываете, Степан Яковлевич, что я самое как офицер, ограничен в вопросе оказания услуг.
Что вы, Николай Петрович! Я это отлично понимаю. Сейчас даже трудно представить, что вы можете для меня сделать: ведь события только назревают.
Не нужно об этом думать, господа, вмешался Стадницкий, чему быть, того не миновать. Давайте лучше выпьем по последней и пойдем собираться к обеду.
А не много ли будет?
Ну что вы, Николай Петрович! Купцов налил рюмку. Вы же сами говорите, что офицер не может быть пьян, сколько бы ни пил. За успех наших дел! Как на Командорах, так и повсюду, куда нас забросит судьбазлодейка!