Подобной силой я никогда не обладал, заметил я, со смехом вспоминая, как я окаменел от смущения и опозорился в императорском совете.
Потом у нас речь зашла о том, как во время приступа подагры Уильям Питт буквально вполз в парламент и как после многих часов дебатов он заговорил в час дня, и никто не захотел уйти. Он был самоуверенным королем насмешки и язвительности поднимет бровь и погубит кого угодно. Георги, Первый и Второй, оба терпеть не могли Питта Старшего и не выносили его присутствия. Георг Второй годами не разговаривал с ним, до тех пор пока талант Питта не вознес его к вершинам власти. Когда Питт наконец вступил в должность и должен был преклонить колено перед королем и поцеловать ему руку, чтобы принять должность министра, Георг Второй закричал от ярости.
Все же он стал действительно их первым министром и главой палаты общин, сказал я. Он всегда был монархистом, уповающим на непогрешимого монарха. Служи он вам
Мне хватало неприятностей с его сыном и тем лунатиком, который пытался убить меня.
Император сказал, что Питт разбирался в войне и провел Англию через Семилетнюю войну к триумфу. Питт как-то сказал: «Я знаю, только я могу спасти Англию; никто другой на это не способен».
Такие люди, как мы, поймут его, заметил император. Мы уверены в себе и должны быть уверены всегда.
Мы тогда были в саду, и император остановился, чтобы сунуть нос в какие-то розовые герани, которые он только что пересадил после того как Диманш подрыла их. Я почувствовал, что у меня подкашиваются колени, и прислонился к какому-то стволу, чтобы удержать равновесие. Император странно взглянул на меня. Я не сказал ему, что в это самое утро я проснулся словно в тумане. Я увидел фигуру Эммануэля, будто окаймленную черным контуром, и очертания всех предметов в моей комнате были словно покрыты некой темной дымкой. Мое зрение быстро прояснилось, но я испугался, сочтя случившееся дурным предвестием.
Война подходила Питту, как подходила мне, говорил император. Он знал, как нужно строить английский флот и как нанимать солдат для войны Европе. Он завоевал империю для Англии, ни разу не участвуя в сражениях лично. Аристократы, которые его даже не знали, оставляли ему наследства, и как-то раз толпа выпрягла его лошадей и потащила его карету. Англия тогда возглавляла мир так же, как это делали римляне и я.
Я сказал, что мне кажется странным, что старый пират Томас Питт породил такую честность в двух Уильямах Питтах, людях без состояния, которые жили не слишком богато, но все же соблюдая порядочность и достоинство, отказывались от всех подарков во все время своего общественного служения.
Первый Уильям Питт, как и губернатор, был младшим сыном, который должен был всего добиваться сам чужак без положения и состояния, которого аристократия ненавидела.
Вот видите, мы были не так уж не похожи, сказал император.
Народу нравилось обращение Питта, потому что он был добр к низшим и часто нелюбезен с равными. Он вел себя, на самом деле, как Бурбон.
В последние годы
у Питта, который стал лордом Чэтемом, распухла нога, и его носили в портшезе. Рука на перевязи, ноги закутаны в красную фланель.
Чем были бы Питты без этих страданий и мук, если бы болезнь не заставляла их держаться начеку? сказал император.
Мы поговорили о том, как из-за своей подагры, принимая опиаты и порой оставаясь на курортах с минеральными водами, вроде Бата, целыми месяцами, они то выпадали из политической жизни, то снова возвращались в нее.
Затем император остановился возле кухни и приказал подать побольше белой пищи кур, белого хлеба и сыров, и проглотил все это, как всегда, слишком быстро. С самого детства и во время все своих кампаний он никогда не входил в те места, где стряпают. Возможно, потому, что у него слишком острое обоняние.
Должен добавить, что наше внимание здесь целиком и полностью сосредоточено на императоре, и у всех у нас развился, вероятно, нездоровый интерес к мелочам его жизни. Будь то приступ кашля, резкое слово, или выворачивание уха, или манера проверять, достаточно ли горяч суп, все становится темой разговоров на целый день, ибо это касается императора.
Можете не сомневаться, это все тот же двор, с тем же особым положением монарха и особо приближенных к нему. Пока я не занялся розысками о бриллианте, император оставался единственным, чем и кем я мог заниматься, если не считать собственно выживания. Другие все еще не нашли для себя внешних интересов и потому слишком заняты мелочным соперничеством.
У меня нет друзей, кроме императора и Эммануэля, так что эта работа избавляет меня от безжалостно томительных дней, от мыслей о моей жене, Анриетте, и о леди Клэверинг (на самом деле это целый сюжет). Я живу как чужестранец среди этих людей, которые каждый день встают и надевают свою форму, как делали многие годы. Но здесь, на этом острове, где климат ведет борьбу с самим собой, а люди борются друг с другом, это кажется почти правильным ежедневно облачаться в военную форму.
Когда император вернулся, мы продолжили разговор о Питте Старшем, который был назван великим членом палаты общин (и это человек простого происхождения). Император начал расхаживать взад и вперед. Он все время слегка пожимал правым плечом, есть у него такая привычка, и посторонних это движение часто оскорбляет, они принимают его за знак того, что аудиенция закончилась.