Египет когда-то был величайшей империей на земле, Хуэй случайно услышал, как его отец, губернатор, рассказывал об этом одному из высокопоставленных гостей. Но теперь он был осажден шакалами со всех сторон, и добрый народ жил в постоянном страхе. Их царю не хватало наследника и силы, чтобы удержать Великий Дом Египта , а в хаосе в низовьях Нила появился лжефараон, претендующий на трон. Там господствовали его солдаты. На западе ливийцы доминировали вместе со скитальцами по пустыне, хабиру, разбойниками и головорезами. Иностранцы, а не египтяне. У них не было никакого положения на этой земле и никогда не будет. А на востоке варвары, гиксосы, испытывали решимость защитников Египта своими кровавыми боевыми отрядами. Хуэй слышал много историй об этих ужасных воинах. Он молился, чтобы никогда не встретить ни одного из них.
Но, слушая своего отца, казалось, что именно Сорокопуты вызывали наибольший страх.
Эти разбойничьи шайки, каждая во главе со своим вождем, наводили ужас по всей длине и ширине Нила. Они нападали средь бела дня, нанося удары даже в тени городских стен, убивая любого мужчину, женщину или ребенка, которые вставали у них на пути. Они безнаказанно брали то, что хотели, исчезая в дикой местности, чтобы спланировать свой следующий рейд. Хави сетовал на слабость дворцовых чиновников, которые, казалось, были неспособны что-либо сделать, чтобы привлечь Сорокопутов к ответственности.
- Сорокопуты - сила в стране, способная соперничать с самим государством. Никто не посмеет бросить им вызов, - прошептал Хави. - В них нет ни доброты, ни сострадания. Эти кровожадные бандиты перерезали бы глотки своим собственным матерям, если бы увидели в этом выгоду.
И вот Хуэй был здесь, осмеливаясь бросить им вызов. Возможно, Кики был прав, назвав его дураком. И все же мысль о богатстве, которое свалится в его руки, как только он вернется с Камнем Ка большой дом, которым он мог бы владеть, даже больше, чем у его отца, армия рабов, земля, обожание... Такая жизнь стоила любого риска.
Одна палатка была больше остальных. Ее поставили поближе к костру, чтобы пламя согревало ее обитателей в течение всех ночных часов. Хотя в лунном свете она казалась серой, Хуэй представлял ее роскошно-пурпурной, резиденцией, подходящей тому человеку, который был достаточно силен, чтобы возглавить эти бедствия пустыни. Над ней развевалось знамя. Черные полосы пересекали цветное поле. Кроваво-красное? Он бы выбрал именно это.
Рядом с палаткой вождя была палатка поменьше, но все же больше, чем места отдыха воинов. Несомненно, именно там Сорокопуты хранили свою добычу, достаточно
близко, чтобы вождь знал, если кто-нибудь из его людей попытается украсть что-нибудь для себя. Значит, туда им и надо было идти. Хуэй вытянул палец, прослеживая путь среди небольших палаток.
- Пожалуйста, - прошипел Кики, - давайте подумаем еще раз.
- Ты можешь вернуться к своей матери, - сказал Кен голосом ледяным, как глубокая речная вода. - Пусть она вытрет твои детские слезы.
Хуэй положил руку на плечо своего друга.
- Сейчас не время отступать, Маленькая Обезьянка, - прошептал он. - Не тогда, когда самый славный из призов почти в наших руках.
Лицо Кики в лунном свете было пепельно-серым, взгляд неподвижным. Сможет ли он преодолеть свой ужас и сделать то, чего от него ожидают? Хуэй не был уверен.
Он вспомнил ту ужасную демонстрацию повешенных жертв Сорокопутов, и снова задохнулся от вони гнили.
Хуэй чувствовал, как его сердце колотится внутри него,а в животе завязался тошнотворный узел. Его план казался безошибочным, когда они сидели в тени навеса на крыше дома его отца в Лахуне.
- Мы не бойцы, - выпалил Кики. - Мы дураки, которые слишком много смеемся и падаем, когда пьяны, и всегда говорим девушкам неправильные вещи.
Он прав, подумал Хуэй. Но это был их единственный шанс стать кем-то другим.
Бедный, часто обижаемый Кики. Сердце Хуэя болело за него. Как он мог подвергнуть своего друга еще большему страданию, чем то, что он уже испытал за свою короткую жизнь? Когда они растянулись в пыли, Хуэй взглянул на Кена.
Кен приподнялся на локтях, его лицо пылало вызовом.
- Мама сказала мне, что у богов есть план для всех людей, - сказал он, его слова были выразительными и твердыми. - Они открывают это не с раскатом грома, а с медлительностью ветра, открывающего золотую пластину, зарытую в песок. Это послание легко пропустить, и именно этого хотят боги, ибо они хотят, чтобы люди всегда обращали внимание на их присутствие. Мы стоим на развилке дорог. Один путь ведет к нашей судьбе. Другой путь ведет к пути, где боги накажут нас за то, что мы слепы. На этом пути у нас нет ничего, кроме тяжелого труда и страданий до самой смерти.
Хуэй почувствовал, как волосы на его шее встали дыбом. Да, это было то, что он чувствовал, хотя он никогда бы не смог выразить это так красноречиво, или сформулировать это в мудрости родной матери Кена, Исетнофрет.
Кен посмотрел на них обоих. - Это наш момент.
Хуэй кивнул. - Наш выбор. Жизнь в тяжелом труде или жизнь в радости.
Кики сказал: - Ты обещаешь мне, что это правильное решение?