Отдышавшись, Госпожа сбросила на пол истерзанное бельё. И развязала мальчику глаза. Он был так хорош! Хотелось, чтоб смотрел на неё. С восхищением.
У него был странный взгляд. Какой-то пустой?
Чуть приподнявшись, она погладила его ногой, проверяя, есть ли эрекция. Удовлетворённо улыбнулась. Подползла к нему и погладила снова, на этот раз ладонью. Было в этом что-то упоительное: ласкать мужчину, который хочет тебя, но не может взять. Она повернулась к нему спиной, сползла вниз, встала на четвереньки и тёрлась о его пах ягодицами, пока он не застонал. Обернулась убедиться, что на светлых брюках расплывается влажное пятно. Она ощутила такое упоение властью, что тело пронзило электрической волной наслаждения.
Теперь он смотрел не неё исподлобья, сквозь падающие на глаза пряди тёмных волос. Смотрел не то с мольбой о чём-то высоком, не имеющем отношения к движениям липких от пота и возбуждения тел, не то с невыразимой просьбой его за что-то простить.
И ей вдруг стало стыдно. Да какой он мужчина? Юный мальчик, вон, редкие волоски едва прикрывают верхнюю губу. Он едва ли старше, чем она была, когда её в первый раз когда
Хочешь пить? спросила она ласково.
Да, у него в горле в самом деле пересохло.
Она достала из ведёрка со льдом запотевшую бутылку, вскрыла её, налила в бокал, поднесла к его губам, но тут же отставила в сторону, рассмеявшись.
Значит, будем тебя поить!
Она заставила его опуститься ниже, так что он сел на пол. Она же, напротив, встала на кровати, и пустила струю вина вдоль своей обнажённой ноги.
Пей!
Его губы обхватили изящный напедикюренный пальчик. И он начал пить.
В следующий раз (а он последовал весьма скоро), ситуация повторилась. Он стоял на коленях с руками, сведёнными за спиной, и повязкой на глазах. Но правила игры, установленные ею же, Госпожа решила изменить. Бельё она сняла сама.
Он понял это сразу. По резко обострившемуся терпкому запаху её предвкушения. Но виду не подал. Так же, как в прошлый раз, он начал слепые поиски. Но на это раз читал стихи.
Все выплакать с единственной мольбою
люби меня и, слез не отирая,
оплачь во тьме, заполненной до края
ножами, соловьями и тобою.
Всхлипнув, она приподнялась и, обняв его за шею, направила в ложбинку груди.
Его губы, повинуясь её мягкому принуждению, продолжали шептать:
И пусть на сад мой, отданный разбою,
не глянет ни одна душа чужая.
Мне только бы дождаться урожая,
взращённого терпением и болью.
Он спускался всё ниже. Когда его язык ласково, чуть неуверенно, коснулся её пупка, она застонала и требовательно закинула ноги ему на плечи, сокращая расстояние до желаемого.
Любовь моя, люби! да не развяжешь
вовек ты жгучий узел этой жажды
под ветхим солнцем в небе опустелом!
Его губы послушно нашли укромную складочку, обильно орошённую солёной влагой. И смяли её, продолжая артикулировать:
А все, в чем ты любви моей откажешь,
присвоит смерть, которая однажды
сочтется с содрогающимся телом.*
* Федерико Гарсиа Лорка
Эмоциональная волна от её оргазма была такой силы, что Джегг в самом деле содрогнулся. И едва не умер.
Столько раз и так прикасаясь к этой женщине, он знал про неё всё. Про отсутствие выбора. Про одиночество. Про жадные поиски удовлетворения, хотя бы физического. Молодому священнику было бесконечно жаль её. Он хотел бы помочь ей. Хотел бы освободить от зависимости, от страха, от бесконечных унижений.
Но не мог. Сдерживать рядом с ней приходилось
не только желания мужского тела, но и порывы души священника. Проповедь ей читать нельзя. Потому что диктатор, подмявший под себя пять звёздных систем, никого к себе не подпускал. Лишь очень-очень изредка одаривал деньгами или привилегиями протеже самки, родившей ему детей. Детей наследников, диктатор ценил.
Джеггу милости этого изверга были не нужны. Достаточно аудиенции. Даже короткой. Просто находиться достаточно близко, чтобы поймать зрительный контакт. И он надеялся, что с помощью рыдающей от наслаждения женщины сможет такого свидания достичь.
Случилось оно быстрее, чем можно было предполагать.
То ли диктатор услышал страстные крики (в самом деле весьма несдержанные), то ли просто решил её навестить, но когда потайная дверь беззвучно открылась, Джегг стоял на коленях напротив Госпожи, сосредоточенно расстёгивающей его рубашку пальцами ноги. Наконец, справившись с задачей, она отпихнула ткань ему за спину. Связанные руки не позволяли снять рубашку полностью, но её это не беспокоило.
Диктатор молча наблюдал, как его женщина проводит ребром ноги по щеке смазливого мальчишки, а он ловит её пальцы губами и начинает вылизывать. Эта сцена впервые за долгое время вызвала у него прилив бодрости. Не такой мощный, впрочем, прилив, чтоб удовлетворить эту ненасытную суку, лезущую на стену от безделья. А языком парень хорошо работает, грамотно Что ж, пускай будет прелюдия.
Диктатор расстегнул штаны и запустил пятерню в густую шевелюру мальчишки. Волосы длинные, да плеч, как у барышни. Да и лицо он снял повязку. Лицо как у куклы. Сойдёт.
Смотри на меня, пока
Человек, которого за глаза называли Кровавая Моль, не закончил фразу. Потому что Джегг действительно не него посмотрел.