Шрифт
Фон
Москва, 1942 г.
[квартира Татариновых]
(Саня Григорьев и Ромашов)
Ну что, узнал? А я вот живой. Ты живой? Я так рад!
Проходи, будь как дома, присядь.
Хватит притворяться идиотом,
Ты в чужой квартире,
Что ты делал здесь один?
Я здесь не один, хозяин вот он.
Где? Чего ты мелешь?!
Вот. Да вот же он, вот он, гляди!
Что с ним? Инсульт.
Он стал сдавать
С той поры, как из жизни ушла Катина мать.
Ну а потом внезапный Катин отъезд
Тут уж старик расхворался совсем.
И вот теперь влачит больничный свой крест
И, что самое страшное, он полностью нем!
Нем?! Он стал немым?!
Из этих стен вместе с Катей ушла
Жизнь, которой когда-то дышал этот дом.
Внутри зола всё сгорело дотла
И едва ль возродится когда-то потом.
Теперь уже навсегда
В этом доме беда
Поселилась.
Стой, что ты имеешь в виду?!
Ну, то, что Катя Что Катя?
Ты что, не знал? Ты врёшь!
Я видел сам, как она умерла.
Я сумел их найти, но спасти не успел
Весь Ленинград без еды и тепла
Жил так долго, что мало кто там уцелел.
Теперь мне врать ни к чему,
Бог свидетель тому,
И поверь мне, быть может, еще и больней.
И нам нечего больше делить,
Нам осталась лишь память о ней.
Ты не достоин её памяти!
Крайний Север, 1943 г.
(ненцы)
Море молчит, как рыба, покуда ветер не переменится,
Море страшнее зверя, когда на море идет волна.
Море всю зиму ленится,
Море все лето пенится,
Море оно большое, оно без края, оно без дна.
Ветер такой холодный, что нос подставишь не поздоровится!
Нерпа ушла под воду однако, близко большой медведь.
Небо темней становится,
Рыбка не шибко ловится,
Скачет песец по скалам,
А это значит запахло салом,
А, значит, хватит пасти оленя,
А, значит, хватит стрелять тюленя,
А, значит, хватит искать коренья,
Пора покушать, сплясать и спеть.
Однако, что это там плывёт?
Однако, я ничего не вижу!
Большая лодка с большой трубой
И чёрным крестиком на боку.
А вон, глядите-ка, самолёт
На крыльях звезды, на брюхе лыжи,
Они воюют промеж собой.
Ох, распугают нам всю треску!
Из парохода стреляет пушка
Сейчас собьет самолёт! Да ну?!
Вон пароход уже весь в дыму
Должно быть, скоро пойдёт ко дну.
Ох, тонет, смотрите, тонет!
Он посередке переломился.
Гляньте, а самолётик
Он на излёте, он задымился.
Он до земли-то и не дотянет.
Авось, дотянет! Да он подбитый!
Небось, дотянет! Да не дотянет!
Как не дотянет? Да погляди ты!
Летит сюда!
Аааааааа! Оооооооо! Уууууууу!
[На сцену садится бомбардировщик в натуральную величину :)]
(экипаж Ту-2)
Ну, ты как? Да, вроде, целый,
Руки-ноги не задело. Сам-то жив?
Да вот башкой об пулемёт.
Как фашист?
Фашист отлично!
Не всплывёт?
Проблематично.
Веселится и ликует весь народ.
Будете знать, собаки, наш воздушный флот!
Кстати, что там с самолётом?
Тут часа на два работы
Так, немного обгорели провода.
А снаружи дело хуже:
Много дырок и к тому же
Малость лыжу повредили
Не беда!
Палку привяжем будет лыжа хоть куда!
Ну-ка, взяли!
(Появляются ненцы)
Командир! Что? Гляньте-ка.
Эй, ребят, не убегайте!
Ну, давайте помогайте.
Не размяться ль нам чуть-чуть по холодку?
Мы свои, ну мы за наших!
Нам бы пару деревяшек,
Мы бы лыжу починили и «ку-ку».
Ну-ка, дружнее, приготовились к рывку!
(ненецкая девушка притаскивает багор)
Деревяшка!
Гляньте, братцы, вот вам лыжа,
Нет, ей богу, я помру!
И откуда бы здесь взяться корабельному багру?
Что за буковки такие?
Жаль, подпортила вода.
О, прочел: «сэ вэ Мария»..
(Саня) Что?! Откуда? Дай сюда!
Где вы это взяли?
(ненецкий шаман)
Это было давно, сильно давно.
Тот человек пришел сюда
Со стороны большого льда
Пешком по ледяному полю.
(С. Г.) Да, это он!
Он много дней провел в пути,
Мы не смогли его спасти
Он был однако сильно болен.
(С. Г.) Конечно, он!
В бреду, совсем уже без сил
Письмо он довезти просил
Туда, до русских поселений.
Я свёз письмо в Югорский Шар.
В тот год хороший был базар
Мы продавали там оленей.
Вещей не много было с ним,
Всё, что осталось, мы храним.
(Саня Григорьев разглядывает принесённые шаманом вещи)
«Шхуна Святая Мария. Корабельный журнал.»
Как в нескончаемом романе
В одном и том же смутном сне
Под сводом северных сияний
Корабль, мерцающий в тумане,
Из ночи в ночь являлся мне.
И это более, чем странно
Вдруг ненароком, наяву
Найти негаданно-нежданно
Полузабытого романа
Недостающую главу.
Главы все, да кому читать их?
Что в них толку теперь, без Кати?
[заполярный аэродром]
(стрелок-радист)
О как! Да ну?!
Представьте: дыму полная кабина
И восемь дырок вдоль борта.
Разбита вдрызг приборов половина,
А снизу: тра-та-та-та-та, тра-та-та-та-та!!!
Тут командир вслепую, без наводки
Решает сбросить весь запас.
И гаду немцу прямо посередке
Шарах-бабах, не в бровь, а в глаз!
Уж я не помню, братцы, как мы приземлились,
Крутя хвостом в дыму густом.
Погнули лыжу, крылья чуть не отвалились,
Ну, а потом
Еще чуток, еще бы самую бы малость,
И самолет в утильсырьё!
Однако, все-таки оно не поломалось,
Крыло моё-о-о! Крыло моё-о-о!
(многократно)
(Появляется Саня Григорьев)
(стрелок-радист) Здрасьте!
А вот и он! Ну ты даёшь!
Да разве можно так летать!
Ну ты силён! Едрена вошь! Ты мог костей не сосчитать.
Поаккуратнее бы надо! Да ну, его не излечить!
Ведь эту самую награду ты мог живым не получить.
Чуть не забыл, товарищ капитан
Простите, разрешите обратиться!
Разрешаю, лейтенант.
На КПП Ну, в общем, там
К вам гость, похоже, из столицы.
Это какая-то ошибка. Я никого не жду.
Да ждёте, капитан. Ещё как ждёте.
(Саня и Катя)
Катя?! Это ты? Саня!
Катя! Моя Катя воскресла! Катя! Катя!!!
(следует предварительный поцелуй)
Как же ты нашла меня? А Ромашов, подлец, сказал, что
Я все знаю!
Откуда?
От Кораблёва. Милый мой, любимый!
Боже мой, неужели это ты? Это ты? Ты Катя?
(следует окончательный и бесповоротный поцелуй)
Катя, смотри
(Саня показывает Кате корабельный журнал её отца)
Шрифт
Фон