А нам знакомый Юрия Тимофеевича с работы достал. А так, что ты, разве выстоишь.
Расскажи, Шур, попросила тетя Нина.
Сейчас расскажу, пообещала мать и залилась вдруг тихим смехом.
Что? Ты чего Шур? тетя Нина невольно заразилась материным весельем, и в ее голосе тоже прорывался смех.
Перед сеансом пел московский артист Бунчиков.
Это тот, который по радио поет? удивилась тетя Нина. Они еще с Михайловым поют «Нелюдимо наше море». Этот баритоном, а Михайлов басом.
Этот, этот, подтвердила мать. Так ты не поверишь, у него губы подкрашены.
Да что ты? Как у женщины?
Ну, не так ярко, но заметно. Я спрашиваю у Юрия Тимофеевича, зачем, мол, это? А он говорит: «Это же артисты. Они перед публикой выступают. И глаза подводят, чтобы ярче внешность была. Освещение-то искусственное, и черты лица, как бы, расплываются».
И глаза подводят? ахнула тетя Нина.
Потом мать с тетей Ниной о чем-то шептались. Тетя Нина засмеялась, потом наступила пауза, и тетя Нина снова попросила:
Ну, расскажи про кино-то?
Я надел штаны и вышел на кухню.
Привет, жених, приветливо улыбнулась мне тетя. Нина. Я по обыкновению буркнул под нос что-то вроде «здравствуйте» и стал поддавать снизу ладонями носик рукомойника. Я терпеть не мог это тети Нинино «жених».
Ладно, расскажу, только покормлю своих мужиков, пообещала мать, и тетя Нина пошла было к себе, но вернулась:
Да, Шур! Ты знаешь новость-то?
Какую? не отрываясь от плиты, спросила мать.
Жорик-то с Анькой расписались. На ноябрьские свадьбу играть будут.
Да ты что? мать оставила сковородку, которую уже взяла за ручку, чтобы снять, на плите и быстро повернулась к тете Нине.
Добился все же! мать засмеялась довольным смехом.
Где же свадьба будет?
Вроде, у немца, У них места много.
А жить где?
А это у него. У Жорки хоть и одна комнатка, но большой коридор и чулан как комната. Можно спальню сделать Жорку, Шур, как подменили. Водки в рот не берет. И все с Анькой вместе.
А что? Я ж говорила, как жить-то еще будут!
Ну, это ты не загадывай! Все мужики начинают хорошо, да кончают
плохо, тетя Нина засмеялась и ушла к себе.
Из коридора донеслись оживленные голоса тети Нины и Туболихи. Мать направилась было к двери, чтобы посмотреть, что там стряслось, но дверь широко раскрылась, и на пороге появилась бабушка Василина, моя любимая мудрая бабушка, мать отца. В одной руке небольшой узелок, в другой обструганная клюка. Одета она была нарядно и ярко, как одевались испокон веков в деревнях на Брянщине; белая рубаха, расшитая крестом, понева из домотканной ткани и что-то вроде тюрбана на голове, кажется, это называется повойник. Видно было, что бабушка очень устала. Она поискала глазами и перекрестилась на угол, потом поклонилась матери:
Здравствуй, Шура, здравствуй, детка!
Они с матерью расцеловались.
Увидев меня, она заплакала и стала жадно целовать меня в щеки, в глаза, куда попадала.
Меня всегда раздражали поцелуи, и я считал, что давно вырос из этих телячьих нежностей, но когда это делала бабушка Василина, я почему-то не чувствовал стыда. Мне было радостно от ее чистой беззаветной любви и хотелось плакать, уткнувшись в ее колени.
Бабушка, почему ты плачешь? проглатывая комок, подкатиший к горлу, но счастливый, спросил я, высвобождаясь из ее объятий.
А жалок ты мне, дитенок! И все вы мне жалки, заключила Василина и передником вытерла голубые, как васильки, но поблекшие и затянутые мутью глаза.
Вышел oтец, и они обнялись.
Как же ты добралась одна? удивился отец.
А пешком, просто ответила бабушка.
Через весь город? у отца приподнялись брови.
А ничего! Где посижу, отдохну. Помаленьку. Да здесь всего верст шесть будет.
Отец увел бабушку в зал, и они о чем-то долго говорили вдвоем. Потом отец говорил тихо с матерью на кухне, а я сидел с бабушкой. Мать что-то возражала, в голосе отца появилось раздражение, и он стал что-то выговаривать ей. Затем все быстро успокоилось.
Бабушка будет жить с нами, объявил отец. Мое сердце радостно запрыгало, и я прижался к бабушке Василине.
Вечером я рассказал о своем видении и своем сне. В глазах матери как всегда отразилась тревога, а отец, конечно, попытался найти естественное объяснение, которому, наверно, сам уже не верил:
Это все твоя сверхвпечатлительность. И сверхъестественного здесь ничего нет. Просто ты близко к сердцу принял смерть нищенки, вот тебя и преследуют те видения, которые ты бессознательно рисуешь в своей голове.
Бабушка объяснила все иначе и проще:
Вова, дитенок! Это душа ее не может успокоиться и обращается к тебе, божьему человеку, просит успокоить ее. Ты видел могилку сына ее. Значит, есть она. Это она тебе ее показала. Надо бы родственникам ее съездить туда, да ты говоришь, нет у нее никого А я вот что сделаю. Я помолюсь за упокой ее души, свечку поставлю. И за упокой его души тоже помолюсь.
Скажете тоже, мама! недоверчиво фыркнула мать. Отец промолчал.
Бабушку поместили в каморку с Олькой. Она немного посидела еще с отцом и матерью, потом все позавтракали картошкой с квашеной капустой из нового засола и попили чаю. Бабушка есть не стала, только попила чаю с баранками и с колотым сахаром вприкуску и легла.