Выпимши был. С получки с ребятами выпили. Только, Тимофеич, не подумай, выпили-то всего ничего. Так вот, только перешел через маленький мостик, хотел идти через скверик, там ближе. Подошли двое ребят: «Тихо, говорят.
Пикнешь перо в бок. Давай деньги». Я сделал вид, что полез в карман, а сам момент выждал и одному ногой в пах, а от второго не увернулся. Откуда у него железка в руках оказалась? Сразу не рассмотрел. Только почувствовал удар по голове и упал. Очнулся, никого нет, весь кровью залит, и подняться не могу. Не знаю, как на дорогу выполз. Там меня, видно, и нашли.
Совсем обнаглела шпана! Куда только милиция смотрит? возмутилась мать
И вдруг неожиданно у Павла все определилось и сладилось, будто судьба, сжалившись над ним, дала ему передышку И бабушка, и Павел не раз пересказывали эту историю: бабушка, не скрывая удовольствия, Павел с застенчивой улыбкой, выдающей смущение. Моя мать радовалась за брата, отец ободрял его, а мне снились (а, может быть, я видел наяву) картинки Павловой жизни, которые потом осколками собирались в единое целое
В больницу к Павлу пришел Семен, с которым они вместе работали в цехе. Семен, бывший фронтовик, был лет на десять старше Павла. Мужик баламутный и заводной, но добрый и открытый. В руках Семен держал дермантиновую сумку.
Здоров, кирюха! добродушно пробасил Семен. Жив? А, говорят, на тот свет собрался. Передумал что ль?
Семен засмеялся своей шутке. Павлу было приятно, что его навестил кто-то с работы.
Привет от ребят. Вот передачу прислали.
Семен вытащил из сумки хорошие папиросы «Беломорканал», бутылку «Ситро», яблоки, конфеты. Потом он достал миску с котлетами, банку с огурцами и тарелку с оладьями. Павел с недоумением смотрел на оладьи и котлеты.
А это Тонька прислала, перехватил его взгляд Семен. Помнишь, были у нее в Новых Выселках, выпивали. Моя двоюродная. Она про тебя все знает.
Павел смутился. Он помнил Тоню, и она ему тогда понравилась. Тихая, с виду неприметная женщина, c добрым чистым лицом и влажными всепрощающими глазами. Семен как-то в выходной затащил его к сестре. Это было совсем недалеко, минут тридцать автобусом; небольшая деревенька, колхоз «Рассвет». Они взяли с собой бутылку водки, и Тоня суетилась, собирала стол, как на свадьбу, и прислуживала им, а потом сходила в сельмаг и принесла еще бутылку. Была доброжелательна, внимательно слушала Павла и от души смеялась, когда тот рассказывал что-либо смешное. Павлу было приятно и необычно от такого внимания к нему, и ему не хотелось уходить. Семен чувствовал себя здесь как дома, водил Павла по саду, показывал небольшое Тонино хозяйство, кроликов, огород. Потом они долго сидели на скамейке под яблоней и пели. Тоня прибирала в доме, время от времени выходила на крыльцо и хорошо улыбалась.
Ну, как тебе моя сестричка? спросил тогда со смехом Семен.
Женщина мировая, с такой можно и в разведку, искренне ответил Павел.
Теперь Павел не знал, что и сказать. Эта передача была приятна и неожиданна.
Зачем это она? с чувством неловкости проговорил Павел.
А ты ей сам скажи, засмеялся Семен. Она внизу сидит. Позвать?
Да ты что? всполошился Павел. У меня видок-то.
А что? Боевой видок, отметил Семен и, несмотря на протесты Павла, поднялся:
Лaднo, выздоравливай. Ещё, может, как-нибудь заскочу. Он ушел, и через несколько минут вошла Тоня. Смущаясь, она протянула ему рукулодочку и, церемонно поздоровавшись, сказала:
Вы, Паша, только не подумайте чего-нибудь такого Я ведь от всего сердца. Если вам неприятно, скажите.
Что вы, Тоня, удивился Павел, даже привстал. Мне очень даже приятно.
И замолчал, не зная, что еще сказать, поглядывая на Тоню как-то украдкой.
Одета она была просто. Немного старомодный черный бостоновый жакет с юбкой, туфли на низком каблуке, на голове цветастый крепдешиновый платочек. Все, однако, сидело на ней ладно и аккуратно.
Понемногу разговорились, и Тоня просидела у него до самого обеда. Несколько раз порывалась уйти, но Павел просил посидеть еще немного, и она оставалась.
Павлу неловко было просить, чтобы она как-нибудь зашла к нему еще, но она сама сказала:
Я еще приду.
И стала ходить к нему ежедневно. Павлу с Тоней было легко и просто, и в его разлаженных мыслях появилась вдруг определенность, а вместе с определенностью стала появляться уверенность.
Как-то, когда Павел мог уже самостоятельно ходить, не ощущая тошноты и головокружения, которые почти месяц не позволяли ему даже сидеть, а не то, чтобы двигаться, они с Тоней сидели в больничном дворе.
Погода стояла ясная, солнечная, но уже чувствовалось приближение осени. То паутинка задержится на лице, то взгляд наткнется на желтеющий кленовый лист. Да и вся зелень стала какой-то тяжелой. Природа налилась и томилась, словно девка на выданье. Густые и сочные
темнозеленые кроны деревьев покачивались на ветру, и не было в них уже весеннего легкомыслия, когда они распускались почти прозрачными зелененькими листочками.
Тоня рассказывала про свою деревенскую жизнь, про мужа, погибшего на втором году войны.
Я с ним и пожить-то как следует не успела. Даже ребенка не прижила, задумчиво сказала Тоня и добавила, чуть помолчав: