Это могла быть просто игра воображения. Это причудливый образ необычного состояния вашего сознания, соврал отец.
Но это было так реально, разочарованно протянула Мила.
А почему я рожала?
Милочка, что ты городишь? испугалась мать. Ты понимаешь, что ты несешь?
Понимаю, мама. Скажи ей, Володя.
Чего сказать? Я-то откуда знаю? Это же тебе приснилось, а не мне. Я почувствовал, что краснею. Ну и дура. Она и правда хочет рассказать. И не стыдно.
Вова, я не понимаю, что-то случилось? на лице отца было удивление.
Да ничего не случилось. Она должна была пережить свое рождение вновь. В этом и заключалось лечение.
Мам, ты слушай, что со мной было. Сначала я испытывала муки схваток, весь процесс родов и блаженное состояние радости. Потом я уже не рожала, а сама рождалась. Я испытывала чувство невесомости. Это непередаваемо приятное ощущение. Казалось, я погружена в жидкость в какой-то емкости. Я плавала в этой жидкости в позе зародыша. Вдруг появились другие ощущения словно я закована в какой-то деревянный скафандр и освобождаюсь от него, испытывая невероятное блаженство. Опять возникла невесомость. Только теперь казалось, что я парю в воздухе: мое тело поднялось над полом и медленно смещалось в горизонтальном положении. Я видела неземное сияние. Неужели такое блаженство испытывает новорожденный. Но прежде у меня был страх, меня душило что-то, я задыхалась, А страх такой, как будто я умираю. А потом все хорошо.
А еще я чувствовала, как холодное пламя вылечивает меня. Оно словно пожирало мою болезнь.
Это что, сон, Володя?
Наверно, сон, согласился я.
Сон? недоверчиво посмотрела на меня Мила. Хорошо!
А это тогда что?
И она сделала то, чего я от нее не ожидал: отвернула горловину свитера и показала синяки на шее.
Мила, что это? Кира Валериановна уставилась на шею дочери. Отец вопросительно посмотрел на меня. А я с ужасом ждал, что она ляпнет на этот раз.
Когда я появлялась на свет, меня что-то душило, я испытывала страх, я задыхалась и, как вы говорите, во сне хватала себя за горло.
Я вздохнул с облегчением, потому что от нее можно было ожидать всего чего угодно.
Она бы могла сказать «не знаю», и мне пришлось бы объяснять, что это за синяки и кто ее душил. Хотя я бы не удивился, если бы она сказала, что это я душил ее.
Кира Валериановна неожиданно спокойно отреагировала на объяснение дочери. Она только поднесла свой кружевной платочек к глазам и сказала;
Да, доченька, в самом деле, тебя душила пуповина, которая обмоталась вокруг шеи. Я так была рада, когда все закончилось благополучно, и ты появилась на свет
В конце концов, мне пришлось рассказать отцу о пережитом мной необычном ощущении, которое стало ключом к болезни Милы. Отец, как всегда, стал искать объяснение этому явлению.
Знаешь, сынок, когда младенец появляется на свет, между ним и матерью нет границ это единое целое. И переживания у них общие. Нет ничего удивительного, что ребенок запоминает ощущения матери. Правда, есть еще одно объяснение. По мнению Юнга, каждый человек может оживить в себе память предков. Это обобщенные образы мужское и женское начало, материнское состояние, переживание родов. Хотя наша наука осудила юнговскую теорию психоанализа как реакционную. И то: ученик Фрейда. А фрейдизм вообще не стоящая внимания чушь.
Был у нас с отцом разговор и об этих злополучных синяках на шее Милы. Я уверял, что она не могла себе наставить синяков, синяки появились сами.
Как же они могли появиться сами? усомнился отец.
Тогда я напомнил про ожог, который у меня как-то появился на глазах у отца, когда я представил, что держу руку над пламенем.
Возможно, согласился отец. Тогда это могут быть следы от воображаемой пуповины
Еще несколько раз я ездил в генеральский особняк один. Я продолжал лечить Милу энергией своих рук.
Болезнь отступила. После того как она побывала в необычном состоянии, у нее исчезли головные боли. Мила отказалась от лекарств и чувствовала себя очень хорошо. От ее раздражительности не осталось и следа, хотя вредности в ней было, хоть отбавляй.
Как-то нас еще раз позвали вместе с отцом. Генерал прислал за нами машину вечером. Мы с Милой ушли в ее комнату, а отца генерал увел к себе в кабинет. Варя унесла к ним закуску, и сидели они там очень долго.
Меня Кира Валериановна поила чаем и была ко мне очень доброжелательна. Мила меня все время дразнила и говорила колкости, а мать одергивала ее и, обращаясь ко мне, говорила:
Вы, Володя, на нее не обращайте внимания. Она не хочет вас обидеть, просто у нее такой вредный характер.
Мы уехали домой, когда уже смеркалось. От отца попахивало коньяком, он был в хорошем расположении духа, хвалил генерала и уверял, что тот человек редкого ума, но о чем они там говорили, рассказывать не стал. Мы знали только, что отец просил генерала никому из знакомых не говорить обо мне, но скорее он намекал на подруг Киры Валериановны.
На следующий день шофер Фаддея Семеновича привез аккуратный сверток. Когда мы сняли шуршащую пергаментную бумагу, под ней оказались шахматы. Шахматная доска была инкрустирована янтарем и малахитом, а шахматные фигуры из слоновой кости и черного дерева изображали войско. Король и королева шах и шахиня, на боевом слоне погонщик, на коне арабский наездник, ладьи изображала крепостную башню, а пешки индийских солдат со щитами и копьями.