Голова Тарьи была повязана таким же щедро расшитым и украшенным узорными полосами, орнаментом, кружевом и бисером платком. И я увидел другую Тарью, отличавшуюся от зачуханной бабы, которую мы встретили днём. Эта показалась мне красавицей, какой она, наверно, всегда и была.
Я искренне восхитился действительно красивым нарядом женщины, и та, зардевшись, пояснила:
Теперь в таких нарядах ходят только в деревнях, да и то, если свадьба или обряд какой, ну, ещё бывает в праздник. А так мы ходим как все, в городской одежде.
А по поводу платка Тарья грустно сказала:
Видели бы вы наших девушек, когда они надевают тухью или хушпу, украшенные вышивками, бисером и монетами.
И в голосе её слышалась ностальгия по давно ушедшим временам, когда деревенский быт чувашской деревни был совсем другой.
Хозяин, Сандар, или как он сказал: «на русский манер Александр, но все зовут Сашкой», сидел так, как он, очевидно, ходил дома, то есть в длинной до колен белой рубахе без всякой вышивки, но подпоясанной красным шнурком. Был Сандар или Сашка как и другие чуваши, которых я уже видел, невысокого роста, с небольшим монгольским разрезом глаз, широким, как у Толика лицом. Но в отличие от него, с темными жесткими волосами и карими глазами. Толик же при своем монголоидном
типе лица отличался европеоидным русым цветом волос и светлыми глазами.
Мы выпили за знакомство, потом за хозяйку и хозяина, причем хозяину налили сразу почти полный гранёный стакан. Я пил тоже из такого же стакана, но налил себе совсем чуть, а Толя от хозяина не отставал и чувствовал себя как дома. Тарья не жеманилась и тоже выпила водки и видно было, что это ей привычно. Как ни странно, Сашка выглядел трезвым и после второго стакана, а Толик заметно повеселел и его потянуло на разговоры. Он вспомнил свою деревню Казанку, откуда приехал в Омск, чтобы поступить в художественное училище, да так здесь и остался. Стал рассказывать про посиделки, которые у чувашей называются «улах».
Хорошо было, вздыхал Толик. Херсем рукодельничают, гармонь, песни, танцы.
А манкун? моментально отозвалась Тарья. Самый лучший праздник. Всё уберешь, помоешь, мужчины вокруг дома все вычистят, выметут. А потом пироги, крашеные яйца, лепёшки, ватрушки
У нас на пасху всегда были йава, добавил Толик.
А качели, а на санках? вспомнила Тарья и залилась веселым смехом.
А пиво из бочек? напомнил Сашка. Гуляли так гуляли. А саварни, когда зиму провожали. Весело было. Особенно, когда чучело сжигали. И пива море.
Пиво это хорошо, серьёзно сказала Тарья. Только сейчас больше самогон пьют. Сейчас редко какой мужик в деревне трезвый. Приезжаю в деревню, вроде, все работают от мала до велика, и все не трезвые. А ведь раньше такого не было Да вон и мой сидит тихий, работящий, а без водки никак.
Сашка на незлобивые слова жены не повёл и ухом, только допил водку, оставшуюся в стакане и хрустнул соленым огурцом, смиренно принимая как факт упрёк своей Тарьи.
А когда я девчонкой жила в Машканке, кроме пива разве что могли выпить медового вина. И пьяных не было Мы никогда замков не знали, всё на виду. Не дай Бог, кто-то набедокурит лучше уезжай, потому что житья в деревне не будет Нигде так старших не уважали, как у нас в чувашской деревне, и все были как одна семья, все друг другу помогали. А теперь как-то быстро всё пошло наперекосяк.
У Чувашей как, например, и у якутов, легко появляется алкогольная зависимость, пояснил я. Такая зависимость есть у китайцев, японцев и корейцев. Это наследственная причина.
Все чуть помолчали, переваривая новую для себя информацию. Потом Сашка сказал:
Вишь, Дарья, как оно складывается? Выходит, я, вроде как, и не виноват, что водку пью.
Толик засмеялся, а Тарья безнадёжно махнула рукой, только пояснила:
Водку-то пить накладно, не напасёшься, так он помаленьку самогон гонит.
И спохватившись, она опасливо посмотрела на меня.
Володьку не бойтесь, он не выдаст, сообразил успокоить Тарью Толик
После выпивки, когда мы ушли в свою коморку, я спросил Толика:
Я понял, что Тарья почти местная, из чувашской деревни, что под Омском. Встретила Сашку, вышла замуж. Сашка тоже из её деревни?
Из деревни, только деревня его под Чебоксарами. Будайка называется. Слыхал?.. В этой деревне родился Чапаев. Понял? и Толик торжествующе посмотрел на меня, наверно, ожидая увидеть на моём лице, если не восторг, то хотя бы удивление. Но я разочаровал его, моё лицо оставалось спокойным, потому что для меня, узнать, где родился Чапаев, было пустым звуком, и мне было совершенно всё равно, что Чапаев, хоть и легендарный комдив, родился именно там, а не где-то ещё.
А как он тогда в Омске оказался?
Ты, наверно, знаешь, продолжал Толик постным голосом, что ещё до войны из Чувашии людей переселяли на новые земли в Сибирь.
Ну, в двадцатые годы много кого переселяли или выселяли, перемещали и тасовали, подтвердил я.
Ну вот, вся Сашкина семья и попала сюда. Родители потом переехали в город, построились, а Сашка закончил ремеслуху и стал плотником.
А родители?
А родители, как и у меня, давно померли. Времени-то с тех пор прошло «слава Богу».